В метрах ста краснеет знакомая буква «М». Верным путем, бежим, еще немного и может оторвемся? Или не оторвемся…

Нервно дергая головой, я смотрю назад. А нет, пока темп держит, галстук бодрячком, догоняет, и как он в такой неудобной обуви на подобное способен?

Но мое восхищение прерывается воспоминанием о ботинках. Новеньких таких. Мужских.

И о сестре. Настька зараза, чтоб тебе икалось, там, в твоей Испании!

Мне было тринадцать. Милый, прыщавый подросток, с рыжей копной волос и веснушчатым носом. Красотка, одним словом. Залюбуешься.

Настька, взрослая, уже девятнадцать лет, тогда мужика себе оторвала, из мажористой братии. Он на джипе ее подвозил, цветами заваливал, на моря катал… Единственное условия выкатывал такие, что можно было ужаснуться, но она худо-бедно справлялась и верила, что ее красота (а сестра у меня голубоглазая блондинка, на контрасте, со мной) и любовь все победят. И прЫнц на черном джипе ее увезет в закат, выдаст безлимитную карточку, поселит на своей вилле, и настругают они как Папа Карло себе ребятишек.

Только вот не сложилось.

Две полоски на тесте рвение у прЫнца поубавило. На аборт сестру этот мажор отправил.

***

Настька меня то ли от страха, то ли с дуру с собой тогда прихватила. Заехали к прЫнцу еще раз его образумить. А я, недолго думая, кота с улицы с собой прихватила, черного такого, с зелеными глазами. И в ботинки этому рогатому посадила. А котик все правильно подумал и справил нужду. Нассал ему. Сразу в оба ботинка. Дорогих, как оказалось.

ПрЫнц орал, что я ведьма проклятая (глаза потому что разного цвета), да змея подколодная. В общем, выставил за дверь.

И сегодня меня как триггернуло на этом галстуке, как только он орать начал.

— Яр, я, кажется, ногу себе в кровь стерла… — канючит на бегу Сашка, и уже прихрамывает.

— Это тебе ответочка, ребенок, прилетела. Не надо карму себе портить и дяденькам чужим машину. — Потерпи. Я же терплю. И Соня терпит.

Мы спускаемся в подземный переход. Тяжелый запах креазота бьет в нос. Эх лучше и не бывает. Вместо трамвайчика, метро. Но тоже не плохо, с учетом, что у меня есть банковская карточка, а галстук бумажник, похоже в своем крутом офисе оставил.

— Я вас все равно, найду, — кричит владелец тачки и машет кулаком, когда понимает, что перескакивать ему через турникет, вообще нежелательно. Полиция не дремлет, да и ботиночки лаковые ободрать может.

Когда мы переходим на нужную ветку. Я наконец сдаюсь и падаю без сил, на первую свободную лавку.

— А мороженое?

Две пары требовательных глаз внимательно так смотрят на свою тетку, а мне сейчас хочется если не сдохнуть, то хотя бы минут десять просто посидеть, а лучше полежать…

***

Покой нам только снится, и когда мы доезжаем до своей станции, поднимаемся наверх, выходим из метро и плетемся в кафе, где я банкую и покупаю двум непоседам обещанное мороженое.

Эх, хорошо нас не видит моя мама! Спасибо, тебе предприятие хладокомбината «Пингвин-Мингвин», что ты так хорошо заботишься о своих сотрудниках и оплачиваешь им путевки в санатории.

— Яр, а дяденька красивый, — внезапно выдает Сонечка облизывая шарик со вкусом клубники.

— Не заметила, — отрезаю, и делаю вид, что мне совершенно все равно.

Не дают детки-конфетки расслабиться, я толком и отдышаться еще не успеваю, а тут уже снова сватовство начинается.

— Зря, с ним не познакомилась, — откусывает край вафельного рожка Сашка, — у него такая лошадка красивая на машине прикручена была, мы в нее же целились, скажи, Сонь?!

Сашулька любит шоколадное мороженое, ей я купила аж три шарика.

— Угу, — подтверждает вторая сластена.