Кроме рождающейся к Дамусу симпатии и желания попробовать силы на защите этого «неосторожного причинителя смерти», на дело толкало ещё кое-что. А именно странный комплекс побуждений, пришедших из очень далёкого детства.

Во мне неожиданно включилось мальчишеское любопытство. Чик – и загорелось лампочкой: хотелось, хоть одним глазком, взглянуть на аппарат – чудо новой технологии. И это несмотря на то, что, скорее всего, я ровным счётом ничего в нем не пойму! А также вопреки обычному безразличию к новинкам. Достижения науки уже давно стали сырьевым придатком жизни потребителей и никого не удивляют. Кто теперь задумывается над внутренностями той или иной полезной машины, над хитроумными силами, которые заставляют её работать? Никто! А кто не спит ночами в поисках ответа, что есть жидкие кристаллы и цифровые видеозаписи? Кому любопытно четвёртое измерение?

В общем, человек избаловался, и я тоже.

А дамусовская штуковина почему-то волновала и будоражила. К ней хотелось прикоснуться. Походить вокруг. Заглянуть под днище, поковыряться внутри, и, может быть, даже покататься. До судеб Земли, человечества и науки моё любопытство, конечно, не доползало. В голову лезли всякие мелкие глупости, как будто речь шла об общедоступном аттракционе. Мечталось увидеть нас с Адель, например, через десять лет. Удивить коллег возможностями в области уголовного следствия, добычи доказательств и разрешения проблемы идеального судебного решения. Передвижение во времени позволило бы отправиться в прошлое и, как в кино, увидеть связанные с преступлением события, факты, имеющими отношение к конкретному делу!

Я и предположить не мог, что аттракцион уже завертелся, и что я был звеном уже давно разворачивающихся событий. Что в Берлин я приехал не просто так, а забрать материалы дела…

– Мечтаете? – поинтересовался Дамус, шумно отпивая пиво.

Когда иголка соскакивает с пластинки, патефон замолкает и начинает бессмысленно шипеть. Кружение моих мыслей было остановлено так же просто и с тем же результатом: я бестолково смотрел в сторону собеседника, полголовы которого было спрятано за толстой пивной кружкой. – Если вы строите какие-то планы на будущее, – послышалось из-за стеклянного пузыря. – Напомню, что оно весьма неопределённо. Вы убедитесь, когда увидите мои фотографии.

Фотографии? Он и в самом деле говорил о каких-то фотографиях будущего, где Земля представлялась вымершей планетой. Я почему-то пропустил эту деталь. Может, из-за ресторанного гула, в котором воображение отказывалось рисовать пустоту. Может, из-за чего-то другого. Я безуспешно попытался представить некую, огромных размеров волну, жадно и беспощадно глотающую на своём пути все, что попадается, и потом – обломки и, наконец, пустую, неживую Землю… – А зачем вам нужен адвокат, если всё скоро канет в лету? – чуть было не огрызнулся я. – У вас что, имеется запасной вариант спасения, обходящий общепринятые законы?

В то время, как я боролся с раздражением, он широко улыбался, так что ко мне снова вернулось давешнее неприятное чувство, что мной манипулируют, крутят, как обыкновенной тряпичной куклой на ниточках.

Но через секунду его лицо сделалось серьёзным.

– Зачем нужен адвокат – сам не знаю, – признался он. – Может быть, синдром надежды, как у неизлечимого больного, чей срок уже близок, или у смертника накануне экзекуции. Может, что-то другое. Конечно, я уже привык к мысли, что человечество скоро погибнет: об этом будущем я даже думаю как об историческом факте, оно для меня стало почти реальностью. Я, как видите, позволяю даже себе шутить по этому поводу. Однако, эта реальность фиктивна, как документальный фильм о далёкой мировой войне, которую я сам лично не пережил. Казалось бы, факт есть факт, но связать его с собой у меня не получается. Не чувствую я его. В общем, для меня это просто фильм. И не документальный, а фантастический…