В поле зрения возникла рука с чёрной кружевной маской. Кто-то заботливо подал ей последний реквизит. Молча забрав маску, Вера приложила её к лицу и закрепила за ушами. Отчаяние росло; всё это отчаяние придётся взять с собой под свет алых софитов.

Под бездонный взгляд цвета горького шоколада.

– К КЛАВИШАМ МИКРОФОН ПОДТЯНУЛИ?

…Он был восхитителен. Жутко хорош. Привлекателен до безумия.

Ещё более привлекателен, чем за разговором об интенциях.

Хотя казалось, этот Рубикон тогда был пройден.

Белая рубашка и чёрная мантия только подчёркивали рост и стройность. Светлая пудра оттеняла тёмные глаза и густые брови. Чёрные пряди касались ресниц.

Сегодня он и не пытался зачёсывать волосы назад.

– СЕНЯ ЗА ТРЕТЬИМ ЗАНАВЕСОМ, ВЕРА И АНДРЕЙ ЗА ВТОРЫМ!

Идеально очерченные скулы, которые так хотелось изучить пальцами и перенести на мягкую бумагу.

– МИНУТА, ВЕРА, СЕМЁН, АНДРЕЙ!

Приоткрытые в изумлении губы.

В изумлении, твою-то мать.

По рёбрам поднялась злость.

Да, это я. Смотри. Смотри, не обляпайся.

Ну наконец-то. Злость.

Вместе с ней придёт и смелость.

Схватив ещё один стакан воды, она залпом опрокинула его в рот и шумно сглотнула.

Суета за кулисами взлетела на запредельный уровень.

– ВЕРА! – прокричал аккомпаниатор Андрей Мисько, судорожно оглядываясь.

Наконец увидев её, он рывком подбежал, положил ладонь ей на плечо и тихо прибавил:

– Вера, ты в порядке?

Похлопав по его руке, Уланова молча кивнула и медленно поднялась с корточек.

– АНДРЕЙ, ВЕРА, ГОТОВЫ? СЕМЁН?

В пальцы постепенно проникало тепло.

Почему было так страшно? Почему?

Интуиция тихо пожала плечами. На её лице блестели растерянные слёзы.

– НА СЧЁТ ПЯТЬ, РЕБЯТА! УДАЧИ!

…Только не смотри на меня. Я не смогу вдохнуть.

Каблуки отрывисто зацокали по паркету. Секунда – и она уже у микрофонной стойки.

Бордовый занавес ещё закрыт, но вот-вот расползётся по швам. За плотным атласом кричит конферансье и шелестит зал. Завязки маски кошмарно давят на уши. Сердце ворочается под рёбрами острым комком.

– ЧЕТЫРЕ!

Закрой глаза и пой. Как в середине октября на репетиции. Когда ты его не знала.

В середине октября?..

Будто десять лет назад.

– Дыши, – еле слышно просит Интуиция, нежно поглаживая её плечо. – Ты и есть эта песня. Ты и есть весь воздух в твоих лёгких. Ты и есть это мгновение.

– ПЯТЬ!

* * *

Алый свет софитов плавно поднимался по чёрному атласу.

Блестящий подол. Шнуровка корсета. Гибкая талия.

Бледные плечи. Острые ключицы. Лицо в кружевной маске.

Это ты.

– Кто же ещё мог открывать вечер, – прошептал Адвокат, завороженно глядя на сцену.

Теперь я узнал бы тебя, будь на тебе хоть пять масок.

Марина положила голову ему на плечо и попыталась дотянуться носом до небритой щеки.

Тебя надо обнять?

– Она ждёт объятия, – грубо толкнул Хозяина в спину Прокурор.

– Он сейчас не может её обнять, – прошипел Адвокат, отмахиваясь от оппонента.

Тщетно прождав около минуты, Марина наконец отодвинулась и села удобнее. Её волосы по традиции искрили уязвлённой обидой, но быть виноватым слишком наскучило.

Пошло всё к чёрту. Я не могу отвести от тебя глаз.

По залу поплыли аккорды нежного варианта «Numb»20, и уже через миг её глубокий голос распутал напряжение в груди. Мысли улетучились, растаяли; вытеснились сплошным чувствованием.

– Tired of being what you want me to be… Feeling so faithless, lost under the surface21…

Под потолком закружился дискобол, и на зал брызнули медленные алые пятна.

Переливы скрипки были похожи на ласки кого-то родного, но забытого.

Я кошмарно хочу повторить эту мелодию на струнах Ортеги.

– Put under the pressure… of walking in your shoes22…

К ней был прикован каждый