– Он тут недалеко живет. На соседней улице.
Мы поблагодарили хозяина и покинули его дом.
– Дитрих, а вы не хотите его арестовать? – пыша праведным гневом, поинтересовалась я у начальника.
– За что? – он даже не притормозил, а просто глянул на меня из-за плеча.
– Он же написал на адрес на таком же листе, что и записка, написанная убийцей!
– И что? – он прикинулся непонятливым.
– Как что? Мы же упускаем убийцу! – я приняла свою любимую позу, уперев руки в бока. Поза Ригли проняла, он даже затормозил и заговорил голосом, которым можно было заморозить голубей на дорожке:
– Мари, во-первых, вы же сами сегодня утверждали, что у преступника черные глаза. А мейр Парбург голубоглаз. Во-вторых, карпейская бумажная фабрика производит именно такую бумагу. И она тут везде такая, начиная от школьной тетради и заканчивая государственными бланками. И, в-третьих, не думаете же вы, что брат умнейшего из прокуроров современности совсем дурак и даст нам в руки такую важную улику?
Я почувствовала, как кровь прилила к моему лицу. Дитрих был прав абсолютно во всем. А что про бумажную фабрику, я просто не знала.
– Поэтому, дорогая моя мейра Фокс, прежде чем кидаться такими серьезными обвинениями, я бы на вашем месте все хорошенько обдумал и взвесил. Сыскное дело торопыг не любит. Вы меня поняли?
Казалось, что краснеть дальше уже не куда. Но я почувствовала, как кровь сильнее приливает к моим щекам. Благо, зеркала рядом не было. Я бы точно сошла с ума от собственных свекольных щек.
– Простите меня, мейр Ригли. Я, кажется, действительно поспешила с выводами, – пришлось переступить через собственную гордость и извиниться.
– Скажите спасибо, что ничего страшного не произошло. А о вашем конфузе знаю лишь я. И пока я его озвучивать никому не буду.
Это прозвучала как неприкрытая угроза. Да он вряд ли бы сделал мне что-то плохое. Но вот когда я окончательно ему надоем… Об этом лучше не думать. Думаю, на три месяца меня должно хватить. Или все же, дай бог, на дольше?
Расмусен нашелся быстро. У него был единственный домик на улице, выкрашенный в голубой цвет с белоснежными кружевными наличниками на ставнях. Мейр Парбург мог бы даже адрес не давать. Мы бы и так его с легкостью определили. Подошли к такой же голубой резной калитке и позвонили.
К воротам тут же подбежал мальчонка лет десяти и на вопрос, можем ли мы увидеть мейра Питера, ответил, что папа сейчас в конюшне. Но если он нам очень нужен, то он проводит.
– А вы кто такие? Покупатели, да? – мальчик болтал без умолку, пока провожал нас до заднего двора.
– Нет, мы из полиции! – улыбнулся Дитрих. На дело он отправился без своего любимого зеленого сюртука, поэтому выглядел как обычный горожанин. А мне форма еще не полагалась по статусу.
– О! – глаза пацаненка зажглись от восторга. – И у вас настоящий жетон есть?
– Есть! – согласился мой напарник. И с этими словами достал из нагрудного кармана черную бляху с серебряной совой, знаком мудрости и власти в нашем королевстве, и дал повертеть провожатому ее в руках.
А я, глядя на Ригли, поняла одну простую вещь. Сделал он это не просто так. Остановка позволяла ему хорошенько оглядеться по сторонам. Все же мы шли к потенциальному убийце. А с такими людьми нужно держать ухо востро. Второй раз за сегодняшний день мне пришлось признать, что он не зря носит серебряные эполеты начальника королевского сыскного отдела.
Наконец парнишка налюбовался на полицейский жетон и со вздохом сожаления отдал его хозяину.
– Я, когда вырасту, тоже пойду служить в полицию! – с гордостью сообщил он нам.
– Отлично! – Дитрих потрепал его по вихрастой белокурой голове. – Нам очень нужны хорошие работники. Только для этого нужно учиться в школе на отлично.