С простреленной головой? Я постепенно стал вспоминать, что произошло. Удержать мысль было сложно, сознание так и хотело улететь в пике от бардака, что творился в голове.

– Понял вас, Кролик. Удостоверьтесь, что скафандр мёртв. Деактивируйте его батареи, заберите тело в винтокрыл. Может это и мусорщик, но рисковать не будем. Наберите высоту в пятьдесят метров и оставайтесь на месте. Активируйте анализатор пространства и следите за местностью вокруг капсулы. О любом движении сразу докладывайте. Я уже отправил транспорт, который заберёт скафандр.

– Принял Кентавр, исполняю, конец связи.

Шипение рации умолкло.

Я почувствовал, как меня начал обыскивать уорк. Я лежал неподвижно, не подавая признаков того, что я жив.

Почему Спокки ещё не пристрелил его? А, ну да, я же не отключился от прямого управления.

Основной интерфейс скафандра был недоступен, поэтому я “вручную” залез в системные процессы и начал искать подключение с дроном.

– Слышь цепной пёс, руки свои убрал! – злостно выпалил я, найдя нужный процесс и отключив его.

Он дёрнулся от неожиданности и, судя по лязгающему звуку, схватился за своё оружие.

–Успокойся! – выкрикнул я, и тут же раздался жужжащий звук лазерной пушки моего дрона.

Тело уорка с глухим звуком упало вниз с контейнерной горы.

Как же хорошо, что есть голосовое управление.

Мысль происходящего пыталась от меня ускользнуть. Различные психоделические образы непонятного содержания вспыхивали в сознании, пытаясь увлечь его за собой. Со мной явно что-то не так!

Я активировал перезагрузку системы, чтобы появился основной интерфейс управления. Как только процесс завершился, скафандр пришёл в рабочее состояние. На экране дополненной реальности мигал красный восклицательный знак, указывающий на повреждение целостности мозгового контейнера. Это было ожидаемо, но совсем не хорошо.

Активировав камеру на кончике указательного пальца, я поднёс его к виску. Там зияло небольшое отверстие. Из него тонкой струйкой медленно вытекал мозговой бульон. Через эту дыру было видно мой мозг. Никаких видимых повреждений органа не наблюдалось.

Я перевернулся набок так, чтобы бульон перестал стекать. Рукой потянулся к одному из карманов штанов и достал из него полимерный клей. Скинул крышку, поднёс к отверстию на виске. Выдавив необходимое количество и очень аккуратно нанеся его на отверстие, так, чтобы не попало внутрь мозгового контейнера, я стал отсчитывать необходимое время для затвердевания.

Как только отверстие было ликвидировано, я активировал впрыск нейролептиков. Вспыхивающие образы начали пропадать, ясность мышления стала более отчётливой.

– Как же хорошо, – блаженно пролепетал вслух я и открыл окно с информацией по скафандру.

Объём бульона был на двадцати процентах. Это супер плохо! Неудивительно, что мысли так путались. Удивительно, что я всё ещё жив.

Я медленно покрутил головой, чтобы смазать мозг остатками мозговой жидкости.

Мне срочно нужно в Яму к Парижу, заправить башку бульоном. У меня есть ещё одна доза нейролептиков, но этого не хватит, чтобы добраться до города.

– Так, стоп! – вслух прокричал я и тут же вскочил на ноги, наступив на что-то. Я посмотрел под ноги. Это была моя винтовка, сломанная пополам.

– Эх, старушка, – прошептал я, смотря на сломанное оружие, которое не раз спасало мою жизнь.

Заберу оружие у уорка!

Я подошёл к краю контейнера и посмотрел вниз. Рядом с полуразобранной спасательной капсулой стоял скаут – лёгкий винтокрылый разведывательный самолёт. Там же внизу валялся труп. Я прибавил зум.

Это был не скафандр, это был человек. Он держал в руках огнестрельный автомат. Удивительно, как он не выронил его при падении.