Широкая просторная комната с высокими потолками воображение роскошью не поражала. Здесь не было того шикарного интерьера, что обязательно присутствовал в различных женских романах, сюжеты которых изредка восторженно и в подробностях пересказывала равнодушно слушавшей Вите любившая такие книги мать. Кровать у стены, относительно широкая, достаточно вместительная, чтобы спать вдвоем, рядом, справа, невысокая тумбочка с тремя аккуратными выдвижными ящичками, потом - окно, почему-то на половину стены, плотно занавешенное шоколадного цвета тюлем, у другой стены - высокий платяной шкаф, настенное зеркало круглой формы в позолоченной раме, небольшая дверца, ведущая непонятно куда. Справа от кровати, на стене, полки, пока что совершенно пустые, под ними - как и ожидалось, туалетный столик, тоже пока соершенно пустой, и зачем-то - два напольных растения типа пальм, в деревянных напольных кашпо. С одной стороны от кровати, на густом ворсистом ковре, полностью покрывавшем пол, были расположены два высоких удобных кресла. И ни малейшего следа техники, старинной или современной. Ничего, что подсказывало бы, что происходившее с Витой не являлось розыгрышем.

- Госпожа, - послышался робкий писк за спиной, - ванна для вас готова.

Вита медленно повернулась – писк ожидаемо перешел в полузадушенный хрип. Миловидная худенькая девчонка лет семнадцати-восемнадцати, одетая в длинную закрытую темно-серую форму, с чепцом на каштановых кудрявых воосах, плавно осела на пол, не сводя с Виты насмерть перепуганного взгляда.

- Что? – удовлетворенно хмыкнула Вита. – Страшно стало от моего шикарного вида? Да не съем я тебя, не трусь. Куда идти?

Как оказалось, ванной здесь называли широкий железный чан, довольно вместительный на первый взгляд, к которому вела деревянная лестничка на три ступеньки. Стоял чан в соседней комнате, доступ в которую был как из коридора, так и из выделенной для Виты спальни.

Девчонка выходить из комнаты с чаном наотрез отказалась, упорно бормоча что-то про свою работу, наказание от хозяина и прочую непонятную чушь. Вита, всегда мывшаяся самостоятельно, раздраженно нахмурилась:

- И как ты себе это представляешь?

- Госпожа, - жалобно взмолилась девчонка, продолжая перепуганно смотреть на Виту. – Прошу! Меня накажут!

 Вита вспомнила злобного мужика во дворе, помянула недобрым словом сквозь зубы всю его многочисленную родню до седьмого колена и попыталась снять платье.

- Крылья сложите, госпожа, - тихонько пискнула служанка.

- Какие, нафиг, крылья? – не вынесла издевательства Вита. Платье упорно не снималось, за что-то зацепившись на спине.

- В-в-в-ваш-ш-ш-и-и… Ф-ф-ф-е-э-э-и-и-и… - выдохнула заикавшаяся служанка.

- Алахай-малахай, - выдала Вита все, что помнила.

 Препятствие исчезло.

Обычное купание стало для Виты настоящим адом: чужие руки усердно терли чужое тело, в котором она случайно оказалась, мыли и промывали волосы, терли мочалкой руки, ноги, торс. Вита, не выносившая чужих прикосновений, только зубами скрипела да постоянно громко материлась на русском.

Наконец, ее отпустили и с почтением подали длинное домашнее платье, явно приготовленное для другого человека, веселенькой цветастой расцветки.

Служанка, выполнив свои обязанности, быстро сбежала. Вита раздраженно фыркнула, оделась и отправилась гулять по замку – в комнате было скучно.

Далеко не ушла – в одном из залов, находившемся на ее пути, словно из подпола появилась черная псина с треугольной головой, увидела Виту и предупреждающе зарычала.

- Сидеть, - рявкнула Вита, никогда не боявшаяся животных.

«Ты, Витка, своей смертью не помрешь, - как-то заявила ей "добрая" соседка баба Нюра, - больно дурная».