– Принимай соседку, Шардак! Может она заменит тебе твою любимую!

Зольда прищурилась, запоминая их, чтобы ни с кем не перепутать.

– Никто не заменит мне Белокрылку!

Фея гнусно заржала и дернула за корни, удерживающие лавку. С придушенным воплем темный был прибит к стене. Не больно, но показательно и обидно! А пусть не говорит при девушке такие гадости!

– Прибью…

Фей выпутался, наконец, из ловушки и попер на Зольду. Фея скучающе вздохнула, подняла ногу и точно попала парню по наболевшему.

– Я собираюсь ночью бежать отсюда и оставить нашим милым друзьям подарки! Ты как, со мной?

– К такой-то матери… с тобой, конечно! Против тебя опасно!

Полежали, помолчали. Вечером стражники пили сидр, потихоньку пьянели, пели и танцевали, один самоубийца вспомнил о фее.

– Пусть нам станцует, епыть! Рыжая такая, ик!

Привели фею, сказали, чтоб танцевала. Зольда подошла к столу, отхлебнула сидра:

– Гадость, блин! – кувшин полетел в открывшего уже было в протесте рот стражника. Бом!

– Да мы тебя!

Золя выломала из ближайшей стены дрын и пару раз легко, почти и не больно совсем перетянула парней поперек спины. Прорвав белое полотнище, вылетели первые ласточки из гнезда. Им вдогонку вылетела цистерна сидра, щедро орошая землю и случайных прохожих.

– Выходи!

– Что, уже?

Темный прошел по коридору, никого. Странно! Здесь же полно охраны! Мимо что-то пропрыгало круглое.

В приемной что-то шуршало, фей выглянул из-за угла. На белом полотне было нарисовано эпическое полотно: трое старейшин в красных мухоморных юбочках кружились в хороводе! Их кривые волосатые ноги были в длинных тонких косичках, сорок последнего размера туфельки на высоченном каблуке гордо попирали кучу яблок. На голове возвышались вавилонскими башнями роскошные кокошники с белыми яблоневыми цветами. Надпись, должно быть, согреет их холодные жабьи сердца: « Люли —люли, мы – козюли! Сидр мы пили и заснули! И проснулися в аду! Ду-ду-ду! Ду-ду-ду!»

Гордые профили старейшин, уважаемых в Саду, коим беспрекословно подчинялись все от мала до велика, были щедро украшены витыми рогами, двумя фингалами под глазами, огромными ослиными ушами, тремя, а у главного – четырьмя, бородавками с длинными волосинами. В их руках было по кувшину с сидром, на каждом большими буквами было написано «ЙАД». Написано, кстати, ручкой с золотыми чернилами, принадлежащей лично старейшине Яблуну.

– А-а, э-э! – темный просто не знал, как на это реагировать! Но, почесав давно не мытую голову, подошел к столу начальника стражи и выгреб все ключи из ящика. Что ты на это скажешь, старый хрыч?

Зольда вышла на крыльцо, Шардак ждал ее.

– Куда теперь?

– Мы должны сделать подарки всем, кто к нам тепло отнесся! Шар! Веди нас к начальнику стражи!

Милая яблочная полянка, стрекочут кузнечики, квакают специально обученные лягушки, две фигуры висели на большой ветке, прямо над окном безмятежно почивающего Гросинанта, начальника стражи Яблоневого сада.

Тихо и незаметно был спеленут он, убаюкан кузнечиками и вынесен на улицу. Его окропили крепким яблоневым вином, отчего он только довольно причмокнул губами, нежно привязали к пасущемуся неподалеку Майскому жуку. Жук во сне дернул лапкой, начальника мотнуло, он хрюкнул. Феи замерли. Все тихо. Переглянулись и полетели дальше.

Крепко почивали старейшины, их дома были выстроены в ряд, что очень понравилось нашим приятелям. Три огромные гусеницы стояли напоготове, роняя крупные капли густой слюны.

– Что вы должны выложить утром своей… ну вы знаете?

Правая гусеница нацарапала палочкой два слова на земле. Темный и Зольда кивнули, правильно, мол! Тяжело, даже грузно, поползли яблочные гусеницы вверх по стволу. Им придется потрудиться – на правительственных деревьях кроны были пышнее, чем где-либо в саду. Зато утром у них будет достаточно материала для слов – приветствия от благодарных гостей Сада.