— Твой заказ, Юля, — жестом указав на воду, объявил Елизаров и добавил: — Надеюсь, теперь мы можем продолжить?

— Ой, а у меня уже коньячок испарился! — радостно крикнул Бондарь. — Люсенька, будь другом, повтори!

— Конечно… — поторопилась я исполнить его просьбу.

— Стоять! — выпалил Роман. — Людмила, алкоголь только на банкет.

— Так, погоди, — нахмурился Вадим, — ты ей не указ. Пока моя подпись вот тут, — он постучал по бумажке, лежащей на столе, — не стоит, Люся делает то, что скажу ей я. Люся, коньяку, пожалуйста. Двойного.

Я глянула на Бондаря, затем — на Елизарова. И чё делать-то?..

Внезапно активировалась Юлечка. Похоже, её сильно раздражало, что эти двое спорят, потому она решила сорваться на мне.

— Что ты встала, тупица? Иди уже принеси чёртов коньяк!

Юля толкнула меня в спину. В общем-то, несильно, но так получилось, что её толчок как раз пришёлся на ту область, где находилась проклятая булавка.

Я пронзительно взвизгнула. Слёзы брызнули сами собой.

— Извините! — бросила я, уже убегая за дверь.

Не представляю, что они все подумали, но мне было уже совершенно всё равно. Потому, едва очутившись в коридоре, я немедля спустила штаны и чуть ли не куском ткани выдрала пыточное орудие, вдобавок опозорившее меня по полной программе.

Кое-как вернув своей одежде надлежащий вид, я отползла к стене под подоконник и притянула колени к груди. Теперь я плакала уже не от жалящей боли, а просто от боли за свою незадачливость. Перед глазами представали картины, как Елизаров первым же пунктом своего правления подписывает мою увольнительную. И, честно сказать, я была уже не против.

Из конференц-зала выпрыгнула Ритка и подбежала ко мне.

— Ты чего, Люсенька? Ты чего? — она стала обнимать меня и гладить, как маленькую, по голове.

А я размазывала сопли по лицу и хныкала, не в силах ей ничего ответить.

— Ну, чего ты? Испугалась стерву эту белобрысую? Ничего она тебе больше не сделает! Вадим сейчас всё подпишет. Ещё коньяка хлебнёт и подпишет! И закончится их правление. Всё будет хорошо, Люсь!

— Нет… — сопела я в Риткино плечо. — Нет… Я не из-за неё…

— А чего тогда?

— Из-за… из-за… Этого…

— Кого? Бондаря? Да он со всеми так шутит. Привычка такая дурацкая.

— Не-е-ет… — заныла я в новом приступе слёз. — Елизаров этот…

— Что Елизаров?

— Он меня уволит!

Я окончательно потеряла способность контролировать эмоции и разрыдалась на полную катушку.

— Дурочка! — засмеялась Ритка, всё также утешительно гладя меня по волосам. — Ты знаешь, что он Юле сказал, когда ты убежала? Сказал, чтобы она больше никогда не смела прикасаться к его персоналу.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на Ритку, и шмыгнула носом:

— Правда?

— Правда. Не уволит он тебя. Он только с виду злой, а вообще он хороший. А Вадим как раз наоборот. Добрый-добрый, а потом берёт и — гуляй, Вася. Так что всё нормально. Ты давай приходи в себя, а я пока за коньяком. А потом уже банкет надо будет накрывать.

— Рит?..

— А?

— С меня брюки спадают.

— Вот это я понимаю — проблема, — без тени иронии ответила Ритка. — Так, у меня идея. Щас пойди на ресепшен. Там у нас девочки, вот прям как ты, дрищавые. Они по инструкции в юбках чёрных ходят. Попроси, у них стопудово запасные есть. Может, даже какие-нибудь тянущиеся.

— А как же Катя? Не наругает?

— Ну, будет ругаться, так и скажи ей — пусть сама летит в магазин и покупает твой размер брюк. Всё ж лучше, чем в труселях ходить. Так что давай, беги на первый этаж. Я тоже побегу, пока Вадим Сергеич не начал трезветь.

5. Глава 5.

Банкет — он и в Африке банкет. Приехали какие-то «шишки», как назвала их Ритка, принялись есть-пить. Сначала всё прилично было: разговоры разговаривали и только требовали почаще наливать. Так мы и носились втроём между столами и кулуарами — я, Ритка и ещё одна девочка, Даша — следили, чтоб бокалы не пустовали. Я столько километров намотала кругами за весь вечер, что к десяти часам ног уже не чувствовала. Нам сказали, что банкет до десяти как раз, а оказалось — не совсем. До десяти только официальная часть была, но, как оно, видать, часто бывает, гости потребовали продолжения, уже неофициального.