Нетрудно представить, что было дальше.

Отрок уселся в тюбинг, уже крепленный тросом к автомобилю, который начал медленно набирать скорость.

Когда на спидометре стрелка перешла отметку в тридцать километров в час, обдувающий все тело ветер стал по привычке предавать обжигающие чувства. Складывалось ощущение, будто кто-то достает из костра горящие угли и бросает их прямо в лицо.

Нафантазировав в добавок маску лыжника и шерстяной шарф, ощущения от катания заиграли старыми красками. Мальчик погрузился в детские годы, когда они семьей выезжали за пределы города на какую-нибудь открытую местность, где была обкатанная дорога и несколько горок, и катались на санках добрую половину суток.

Именно тогда мальчик сел за руль старенького отцовского Prado, и именно тогда он испугался, испугался чего-то неизвестного, чего-то, что рано или поздно случается с каждым, когда машину, нарвавшуюся на лед, вдруг занесло и вся семья чуть не полетела кубарем. Благо отец в машине быстро исправил ситуацию, что частенько встречалась в его жизни за долгое время вождения.

И теперь, когда маленький мальчик уже скользил со скоростью пули, сознание вспомнило печальное прошлое и опасения снова зазвучали, как пророчащий голос.

В тот момент, когда машина на крыше скользила по заснеженному льду, а вместе с ней и парнишка кубарем на тюбинге, уже не Рико контролировал свой разум, а разум контролировал Рико. Страх снова испортил момент, прервал сон на самом радостном месте.

Главный герой покосил сонный взгляд на часы, которые вещали три часа сорок семь минут. Полежав немного с закрытыми глазами, мальчик понял, что больше не уснет, то ли из-за кошмара, то ли из-за тюбинга на его кровати, который занимал большую ее половину, то ли из-за синяка, оставляющего неприятные ощущения.

Из субботнего путешествия парень понял две вещи: первое – страху в его сновидениях не место, и второе – во сне можно менять время. Как раз такое он и хотел провернуть в ночь на воскресенье.

Элегантный щелчок двумя пальцами перенес главного героя прямиком в разгар Бородинской битвы 1812 года. Мальчика всегда интересовало, как разворачивались боевые сражения в реальном времени, и правда ли то, что о них писали в школьных учебниках. Только теперь все происходило в детской голове.

Поначалу оживленный процесс поразил подростка да так, что тот слегка разинул рот. Ведь все было далеко не так, как в видеоиграх, не так, как в страйкболе, и не так, как на постановках в театре. Все предстало по-настоящему, чересчур реальным, таким, что можно протянуть руку и потрогать.

Каждый миг пылал возбуждением. В воздухе стоял запах смрада и пыли. На поле чувствовались дух каждой армии и заветное желание – победить. Щепки летели в разные стороны. Сапоги месили грязь, которая так изрядно пыталась приклеиться к каждому наступившему в нее. Хотела остановить, сказать, – да незачем туда идти, нет смысла! Дым клубился над пушками и над краснеющим полем, стремясь хоть как-то скрыть стыдливое лицо человека. Чего стоили все душераздирающие крики людей?

Здесь то и заканчивался интерес, на этой однообразной разрухе, на этом сумбуре.

Поэтому парень скоропостижно сменил наскучившую картину на центр боя, где, кроме огненного шквала, ничего не было видно.

Неожиданно в нескольких метрах от юного тела что-то вошло в землю, сильно напылив. Рико подошел к месту, где только что плюхнулось пушечное ядро, и затем засунул руку в неглубокую выемку. Вот уже утренний будильник зовет в школу.

Самое забавное тут, пожалуй, то, что молодой человек добрых пять минут выкручивался из-под прижавшего пушечного ядра, норовя выключить гадкий звук.