— Чего?! — всматриваюсь я в слепок из цветных шариков. — Хочешь сказать, я как мать-крольчиха, только мужик?
Видимо, для сложноорганизованного мозга Дэйва мои слова показались очень смешной шуткой, потому что он ржал чуть не до слёз, хотя я, можно сказать, оскорбился.
— Я хочу сказать, что это — уникальная комбинация материнской любви и доминантного феромона, обеспечивающего психологическую кастрацию слабых конкурентов.
— Так, всё, — отодвигаюсь от экрана. — Я понимаю, что тебя это веселит, потому что ты с этим не живёшь, но хоть ты избавь меня от своих насмешек.
— Да брось, Эйви, я не смеюсь, я как раз и занимаюсь тем, что решаю твою проблему, — понимающе вздыхает он.
— Ладно, прости, — хлопаю его по плечу. — Просто вчера одна напыщенная психологиня выслушала всё, что я ей сказал и решила полечить моё предубеждение в собственной неотразимости.
— Между нами, — добро усмехается он, — расскажи кому угодно о своей способности, и они сочтут это, как минимум, завышенной самооценкой, и, как максимум, даром божьим. На самом деле, каждый мужик мечтает иметь такой дар, чтобы бессовестно им пользоваться. И только ты, тот, кто может заполучить любую женщину не напрягаясь, считаешь это проклятием. И ты несчастен, потому что у тебя принципы, правила и прочие заморочки.
— Да, вот так я, к сожалению, воспитан. И сам знаешь, что это отчасти из-за отца, который разбил матери сердце своими бесконечными изменами. Я отношусь к этому серьёзно и так никогда не поступлю.
— Эйви, ты — не твой отец. И не знаю, что там наговорила твоя психотерапевт, но не ты виноват в смерти матери. Никто не виноват.
— Мы до этого даже не дошли. Она только что не рассмеялась мне в лицо, едва я сказал, что ни одна женщина ещё не устояла.
— Не ходи больше к этой дуре.
— Я и не собираюсь. Всё, к чёрту! Доктор Дэйв Падески, скажите мне лучше в двух словах: это лечится?
— Э-э-э, — трёт он висок. — Скажу. Эффект Кулиджа.
— Дэйв, твою мать, — протягиваю я руки, словно готов его задушить, — не умничай.
— Ты просил в двух словах, я их и назвал: эффект Кулиджа, — и бровью он не ведёт. — Самцы многих животных отказываются совокупляться с одной и той же самочкой, зато при появлении новой тут же оживляются. Так вот: тебе поможет моногамия. Одна и та же сексуальная партнёрша изо дня в день и…
— Я подохну со скуки? — встаю, зло отталкивая стул.
— Вообще-то люди называют это брак, — встаёт Дэйв вслед за мной. — Уверен, это подавит выработку твоего феромона, а спустя годы, может, и просто сведёт на нет.
— Нет, я, конечно, и раньше знал, что хорошее дело браком не назовут. Но чтобы ты! И так жестоко со мной, — решительно направляюсь я к двери. — Нет, знаешь, друг, уж лучше я сдохну на какой-нибудь юной, не отягощённой разумом и брачными обязательствами красотке, чем в супружеской постели.
— Эйв, Эйв, подожди, — бежит за мной этот недоучёный. — Ты хотя бы попробуй. Одна женщина на какое-то время. И если после замеров окажется, что уровень феромона снизился, будем делать выводы.
— О каком времени ты говоришь? Неделя, месяц, год? Сколько?
— Ну, давай пару месяцев, — теряется он. — Я, честно говоря, не думал, что у тебя каждый день новая партнёрша.
Злорадно усмехаюсь. Нет, не каждый, но Дэйву об этом знать не обязательно. А ещё то, кому я хочу предложить стать моей единственной женщиной на эти два долгих, бесконечных месяца, а может, и насовсем.