Бармен взял из волосатой лапы деньги, налил Толику еще одну рюмку и деликатно отошел.

Толик жадно выпил, прислушался к себе, почувствовал, как спиртное дошло до желудка и разлилось по телу живым теплом, и только потом проговорил, обращаясь к тому мужику, что справа (ведь это он заплатил за его выпивку):

– Чего надо?

– Поговорить.

– Поговорить – это можно, – Толик облизнул пересохшие губы, – только бы сперва еще рюмку…

– Получишь свою рюмку, когда ответишь на наши вопросы! – проговорил тот орангутанг, что справа.

– Какие еще вопросы?

Толик почувствовал, что от этих двоих орангутангов исходит чувство серьезной опасности. Опасность буквально струилась от них, как жар от раскаленной печи. Толику захотелось сбежать от них как можно быстрее и как можно дальше… но вряд ли они его отпустят. Вон какие здоровые…

С другой стороны, Толику ужасно хотелось выпить, а они обещали ему дармовую выпивку…

– Ну, какие еще вопросы? – повторил Толик.

Один из громил – тот, что слева – придвинулся ближе в Толику, навис над ним тяжелой тушей и проговорил в самое ухо, так что Толик почувствовал его жаркое дыхание:

– Два года назад Николай Николаевич послал тебя с двумя парнями тряхнуть одного должника.

– Два го-ода!.. – протянул Толик. – Это ж как давно было… думаешь, я помню…

Два года назад он был совсем другим человеком. Его уважали и ценили большие люди. Ему доверяли серьезные дела. Он был старшим группы у самого Николая Николаевича. И он не пил… ну, то есть почти не пил. Разве что пару рюмок в день.

С тех пор жизнь удивительным образом изменилась. От его тройки, считай, никого не осталось. Вася Беленький зарезал парня, который толкнул его и обозвал обидным словом в туалете. Дело происходило в баре, парень был незнакомый, зашел в тот бар случайно. А оказалось, что он сын какого-то влиятельного типа, какой-то шишки, так что Васю мигом замели менты, а после заперли в психушку для особо опасных, где он и сгинул.

Впрочем, от Васи всегда пахло безумием, чего стоили одни его пустые страшные глаза, по любому поводу наливавшиеся белесой непроглядной мутью! Правда, в этом были свои плюсы – Вася мог напугать кого угодно, хоть неаккуратного должника, хоть бойцов конкурирующей фирмы.

Второго в его тройке – Свища – случайно убили на стрелке с людьми Крапленого. Свищ не вовремя полез в карман за сигаретами, а кто-то из парней Крапленого психанул и выстрелил. В результате все чуть не поубивали друг друга…

Так что от той тройки остался только сам Толик, да и то – он был не тот, что прежде, и ничего серьезного ему давно уже не поручали. Да и вообще, честно признаться, ничего не поручали. Он перебивался случайными заработками или клянчил на выпивку у тех, кто помнил его по прежним временам…

В последнее время давали все реже.

– Это ж как давно было… – повторил Толик. – Думаешь, я помню всех, у кого выбивал долги?..

– Всех и не надо, – отозвался орангутанг (тот, что слева), – ты вспомни только одного, вот этого! – и он сунул под нос Толику мятую фотографию какого-то мужика.

– И ты уж постарайся! – добавил второй (тот, что справа) и ударил Толика в бок. Вроде бы и не сильно ударил – но боль пронзила все тело Толика.

И, что удивительно, эта боль действительно освежила его память. Он вспомнил мужика с фотографии, вспомнил тот день, когда они втроем пришли к нему домой. Мужик был хлипкий и нестоящий, тряпка, пустое место, он что-то жалко лепетал и умолял пощадить его.

Тут же была его баба – жена, что ли. С виду ничего особенного, но что-то в ней было – глаза, что ли, взгляд такой…

Толик тогда еще подумал, что дрянному мужичонке досталась хорошая баба – не стоит он ее. А Вася Беленький, как это с ним часто бывало, озверел, глаза его побелели, он выхватил свой нож и полоснул женщину по шее. Толик тогда с трудом смог его утихомирить – им совершенно ни к чему был труп, с ним пришлось бы возиться, и Николай Николаевич был бы страшно недоволен…