– Заклейменные рабы! – обиделись сороки, – Служите своему хозяину! А мы свободные птицы! Нам никто не указ. Полетим на другую ферму за рекой. Привидение, небывалое явление… – Их стрекотание стало удаляться.

– Я еще успею на передачу. – засобирался Кольценос и толкнул Иванушку в коричневую ляжку – Бежим, горе-летописец. Варежка, ты с нами?


Кольценос стоял одной половиной тела на хребте Варежки, второй половиной – на спине Иванушки и засунув морду в раскрытое настежь окно дома, досматривал передачу.

– …И так с вами был конь Переживальский. Только что я расправился со стаей белых медведей. Друзья, это было нелегко, признаюсь честно. Но ведь сидеть в загоне и копить жир – удел мещанской ломовой лошади. Мой же дом там, где приключения от которых бурлит кровь. В следующем выпуске мы с вами очутимся в знойной Африке и подергаем льва за усы. А еще я попал в самый настоящий пожар. Ждите. И как говорил мудрый Коньфуций: "Скучная однообразная жизнь – вот мой главный ужас! А все остальное – орехи, которые можно расколоть". Прощаюсь с вами по до следующей передачи.

Потом голос диктора сказал:

– В следующем выпуске… Пожар…

Раздался треск огня и в ту же секунду Кольценос отпрянул, издал возглас полный ужаса и, пошатнувшись, рухнул со спин.

Иванушка и овечка порядком вспотевшие склонились над ним. Варежка потрогала ему лоб.

– Что с ним? – Спросил козлик.

– Нервное потрясение, – констатировала овечка.

– Кольценос? – Иванушка постучал копытом по темечку, – чего ты так испугался?

Бычок часто моргая поднялся на ноги.

– Не знаю, – грустно сказал он, – Я увидел огонь. Меня словно что-то кольнуло. И стало так дурно.

– Да, пожар – штука плохая. – Согласился козлик, – особенно когда половина сена сгорела на ферме. Рассказывают, тогда еле зиму пережили. Голодали. Слушай, а может на тебя так этот конь действует?! Сдались тебе эти приключения? Твое будущее вон за Муренками приглядывать, да вес набирать. К гадалке не ходи, я бесплатно предсказываю. Но если любишь традиции, могу для вида погадать на копыте.

– Не по нраву мне такое будущее, – Кольценос мотнул головой с еще не отросшими рогами, – Скучная однообразная жизнь – вот главный ужас.

– То есть ты на ферме оставаться не планируешь? – Удивился Иванушка.

Кольценос посмотрел вдаль и вздохнул:

– Знаете… Я не чувствую, что здесь мой дом. Мое сердце меня отсюда тянет.

– Может это не сердце? – съязвил козлик, – А совсем иное место?

– Иванушка, – с укоризной посмотрела на козлика Варежка, – Кольценос потерял свой дом. У него амнезия.

Козлик закатил глаза к небу:

– Нет, вы совсем безрогие. Его дом – ферма. И вон его наглядное будущее во всей красе, – Копыто Иванушки ткнуло в сторону загона.

Там крутился перед зеркалом внушительный, как статуя и черный, как кофе бык Двутавр. В одной передней ноге он поднимал гантель, будто хотел треснуть ей себе по лбу. Мышцы на его ногах и спине двигались будто под кожу напихали питонов. Почувствовав взгляды, Двутавр отлип от зеркала и подмигнул.

– Зачетная бицуха? – Бык скосил глаза на бугор, возникший от сгиба в локте.

– Улет. – Помахал ему Иванушка и добавил тихо друзьям, – Конечно, не обязательно быть таким нарциссом.

– Подойдите, малышня, что покажу, – Двутавр махнул гантелей. – Видите, – он сунул копыто под нос Кольценосу, Варежке и Иванушке.

– Погадать тебе? – поинтересовался козлик.

– Да, вот же. Выгравировал себе сечение двутавровой балки. Ну? Дошло? И на штангу похоже и мой герб теперь. А? Как Вам?

– Улет, – кивнул козлик.

Варежка же поинтересовалась:

– А чем выпиливал? Напильником?

– Ага. И на гантелях, и на блинах, и на грифе теперь такой же. Теперь никто мои снаряды не возьмет. А то в последнее время воровство участилось. Говорят: привидение пошаливает.