– Не шуми, Надя, – одернул главный переговорщик задушенную горем мать. – Так вот. Надька-то дело говорит. Надо бы за это дело заплатить, Никифорович, а то не по правде получается.

После чего воровато стрельнул глазами на припаркованную во дворе машину. Моя старенька Honda-HRV по местным меркам была весьма дорогой машиной. И, похоже, родня «обиженных» имела на нее виды.

– Да, Платон, совсем ты страх потерял, а ведь раньше неплохим мужиком был. Но, походу, весь вышел, – со скучающим видом произнес дед. – Вот только было-то все по-другому. Ваши придурки зря на внука полезли…

– А ты мне не рассказывай, как дело было. У меня своих свидетелей пятеро, вот они, видели все!

Дед вопросительно глянул на меня. А что я могу сказать, на крыльце нас было четверо. Откуда взялись еще двое свидетелей? Не может у них быть свидетелей того, чего не было, а вот лжесвидетелей – хоть целый десяток. Если бы были камеры, но это деревня. Классическая подстава, эти вымогатели просто хотят нажиться на мне. Машину отдавать ну очень не хочется, не за двоих покалеченных ушлепков.

Урыть их, что ли, всех? Хотя нет, многовато. Толпой уронят, и дед не поможет, а то и хуже сделает. Я видел, как он поставил заряженное ружье на веранде. Стрельбы допустить нельзя. Суки.

– Ну и сука же ты, Платоша. Ой, сука. – Дед, похоже, пришел к тем же выводам, что и я. – Отца твоего знал – хороший человек был, а сын не в его породу пошел.

– А ты не сукай мне тут! – грозно взорвался односельчанин. – А ответь за дело! И ты, щенок, за спиной деда не прячься! Накосячил – отвечай!

– Отвечу, – спокойно, как мне казалось, сказал я. – Эти дебилы получили по заслугам, и зови хоть участкового, хоть черта лысого, но тут моя правда. Пошли, дед.

– А ты, щенок, на меня зверем не скалься, – неожиданно угадал мое прозвище Платон. – Мы тут сами пуганные. А за косяк ответить придется! Гони четыреста тысяч или машину свою отдавай. Можем и хату спалить. Вот беда будет: внук – ЗЭК, а дед – погорелец.

Давайте, уроды, рискните, я вас с того света достану. Хищная улыбка появилась на моем лице.

Вот только дед думал по-другому и пускать дело на самотек не собирался. Наоборот после последних слов переговорщика он воспылал нешуточным гневом и готов был сам попробовать на прочность лицо односельчанина. Так что мне пришлось его слегка придержать. Боевой у меня дед, хоть и возрасте.

– А ты, Платошка, не глубоко ли себе яму роешь? Денег тебе, говоришь? Машину тебе, говоришь? Хочешь оклеветать? Шиш тебе с маслом. Ну смотри, и на тебя управа найдется. У нас ведь тоже свидетель есть. Пошлите-ка, соседушки ненаглядные, к Анне Георгиевне в гости, пусть она нас и рассудит.

Говорливые односельчане тут же притихли. Даже разговорчивый Платон остыл после упоминания знахарки. У меня сегодня уже не осталось сил даже на вялое удивление, но масштаб трагедии оценил. Видимо, эта дама действительно пользовалось изрядным уважением среди местных.

– А она-то тут при чем? – все же нашелся Платон. – Тут она не при делах. Тут участковый нужен! Так что давайте решайте. Деньги или машину? – вновь потребовал дипломат.

– Ну, ты смотри, Платоша, думай и делай, как хочешь. А мы, пожалуй, сходим. А потом, глядишь, и тебя пригласят.

Переобуваться на ходу этому дипломату явно было не с руки. Но идти к местной знахарке он не хотел. Я лишь злорадно ухмыльнулся, предвкушая веселье. Есть у меня подозрение, что внук ведьмы имеет больше веса, чем эти вымогатели.

И вроде все начало нормально складываться. Вот только было понимание, что вымогатели испугались не меня: молодого и сильного, – а какую-то местную старуху. Это ощутимо било по самолюбию.