Но каков характер этого нового понимания. Каковы характер и содержание «избыточной информации» и какова ее ценностная окраска?
Издавна замечено, что смешны не всякие отклонения от нормы, а только выглядящие мелкими, несерьезными. Крупные недостатки и пороки – удел не комедии, а зачастую – трагедии. Почему? По меткому замечанию В. Б. Шкловского в том же интервью, «смешное – это то, что происходит с человеком, а он не понимает». Эту же мысль проводил еще Гегель, согласно которому главнейшее свойство комического персонажа – его несокрушимое доверие к самому себе. Иначе говоря, смешное – это не просто радость понимания, а радость понимания непонимания, обнаружения чьей-то (возможно – собственной) несостоятельности, ее посрамление.
Эта сторона нормативно-ценностной природы смешного объясняет его роль в некоторых философских учениях Востока, например, в даосизме и чань(дзен) – буддизме, которым свойственно стремление ничего не принимать всерьез. В его основе стремление каждое мгновение становиться таким, каким еще не бывало[42]. В таком же стремлении, очевидно, и объяснение целого ряда явлений «молодежной культуры», повышенно ироничной и смеховой, что обусловлено именно стремлением выделиться из привычного, обыденного мира, быть «непонятным» для него, странным.
Смех проистекает из осознания несостоятельности сложившегося осмысления действительности, его ограниченности. Он как бы указывает на провал в рациональном знании о мире, которое оказывается псевдорациональным. Сам мир предстает не привычно понятным, а другим. Поэтому смеяться – значит испытывать «границы своей жизненности»[43], ходить по краю провалов разумно осмысленного. Это обстоятельство подчеркивается теорией и практикой даосизма и чань-буддизма, в которых смех есть ситуация ограничения жизни смертью, когда последняя как бы врывается в привычный уклад жизни, нарушая и отрицая его. Буквально реализуется этот принцип и в эстетике «черного юмора».
Так или иначе, но осознав, поняв ограниченность своих или чужих представлений, человек, смеясь, раздвигает свои горизонты осмысления и понимания.
Смеясь, мы смотрим на объект нашего смеха с позиций нравственного, шире – нормативно-ценностного превосходства. Можно сказать, что вольтеровская формула «что сделалось смешным, не может быть опасным» верна и в обратном прочтении: «смешное – это то, что не опасно». Горилла или медведь, встреченные на воле, вызовут скорее страх – смешны они в клетке зоопарка или на арене цирка, в ситуации безопасности для зрителей. Смешны несостоятельные, терпящие крах недостатки и отклонения: ложь, явно или неявно разоблачаемая, наказуемые скупость, лень, глупость и т. д. «Смеется всегда только победитель, побежденный никогда не смеется… Обычный здоровый смех нормального человека есть знак победы того, что он считает правдой»[44].
Поэтому смех – не просто реакция на отклонение от нормы: это всегда чувство превосходства, нравственное удовлетворение, вызванное торжеством нравственной, интеллектуальной, политической позиции «мы». В 1920 году А. В. Луначарский писал: «Мы живем в голодной и холодной стране, которую недавно рвали на части враги, но я часто слышу смех; я вижу смеющиеся лица на улицах, как смеется толпа рабочих, красноармейцев… Это показывает, что в нас большой запас силы, ибо смех есть признак силы. Смех есть не только признак силы, но сама сила… Смех – признак победы»[45]. Но что считать победой и силой – дело личности и еще времени. Хорошо смеется тот, кто смеется последний. Он и победитель.
Несостоятельность и посрамление могут проявляться сами по себе, но могут быть и спровоцированы. Последнее имеет место при одурачивании – приеме не только фольклорном, но и нашедшим свое место в эстетике комизма: комедия, плутовской роман и т. д. Одурачивание и обман комичны, однако, далеко не всегда. Они не должны быть серьезны и приводить к трагическим последствиям. Кроме того, они должны быть выявлены, разоблачены. Невыявлен-ная ложь не смешна. Смешна та ложь, которая разоблачена. Ложь Хлестакова, Ноздрева смешна своей явной нелепостью, несмотря на то, что она не всегда разоблачается перед ее слушателями-персонажами, комизм этой страны явен для читателя или зрителя, так же как и комизм одураченных. Более того, смешны именно не столько плуты, сколько обманутые ими. Мы сочувствуем Иванушке-дурачку, Фигаро, Труффальдино, Лассарильо, Остапу Бендеру, Швейку, Чарли в силу их торжества над человеческими слабостями.