(1, с. 250); «Железо – сила, которая разрушит эту глупую, деревянную жизнь» (1, с. 248). Ему вторит в пьесе студент Степан: «Вот построим новую дорогу и разрушим вашу старую жизнь…» (1, с. 248).

При этом в тексте горьковской пьесы четко прослеживается не только контрастный фон «старого» и «нового», но и присутствует мотив разрушения человека при «выстроенных» дорогах: «дороги строят, а идти человеку некуда…» (1, с. 241); «Люди должны быть как железные, если они хотят перестроить жизнь…» (1, с. 248).

О новой «страшной» машинной цивилизации, приводящей силы человека к нулю, писали и другие отечественные авторы, например, А. Куприн и И. Бунин. В повести А.И. Куприна «Молох» (1896) заводское производство ассоциируется с алтарем кровожадного древнего бога Молоха, которому приносили человеческие жертвы. Герой повести инженер Бобров подсчитал, что каждые двое суток работы «пожирают целого человека». Писатель показывает завод – адское чудовище, где, «повинуясь железному закону борьбы за существование», людям необходимо «отдать свои силы, здоровье, ум и энергию за один только шаг вперед промышленного прогресса» (2, с. 126). «Тупая и равнодушная тоска» (2, с. 182) владеет Бобровым, душу его разрушает завод, где «в бесконечной работе кочегаров» чудится «что-то удручающее, нечеловеческое», ему кажется, что людей «какая-то сверхъестественная сила приковала… на всю жизнь к этим разверстым пастям, и они, под страхом ужасной смерти должны были без устали кормить и кормить ненасытное, прожорливое чудовище» (2, с. 166). Для Боброва нет «благодетельного прогресса», а существует только «бешеная скачка» «чудовищных машин» (2, с. 144).

Но цивилизация стремится вперед: усложняется жизнь, мельчают и разоряются дворянские усадьбы, люди тянутся в строящиеся города, развитие машинной техники в стране остановить уже невозможно. Интересно образное сопоставление двух ощущений нового времени в воспоминаниях В. Каверина (1902–1989). С одной стороны, размеренное, чуть сонное псковское детство, с другой стороны, ветер нового – первые полеты летчика, авиатора Сергея Уточкина (1876–1915/1916): «Я читаю „Дворянское гнездо“, букашка ползет вдоль страницы, на которой Лиза в белом платье, со свечой в руке идет по комнатам темного дома… И вдруг в это оцепенение, в расплавленность летнего дня врывается переполох, смятенье, суматоха.

– Летит, летит! – кричали со всех сторон…

Только что неоткуда было ждать чудес… Все перемешалось. Тяжелая громада, состоявшая из двух плоскостей… двигалась степенно, не торопясь и как бы не обращая внимания на расступившееся перед ней небо. Она была похожа на взлетевший геометрический чертеж…» (3, с. 80).

К началу XX века в России количество предприятий возросло почти в полтора раза, объем промышленного производства удвоился. В 1895–1897 гг. министр финансов России СЮ. Витте (1849–1915) провел денежную реформу. Скопленные большие деньги в стране Витте не складывает, а пускает в ход на развитие российских индустриальных проектов. Огромное значение приобрели банки (создан Государственный банк), рубль стал прочной конвертируемой валютой.

В 1896 году состоялись Первая Всероссийская промышленная и художественная выставка в Нижнем Новгороде и традиционная Нижегородская ярмарка (ее устраивали с 1817 года). Об этих мероприятиях сегодня пишут как о легендарных, поскольку выставка и ярмарка продемонстрировали невероятный уровень мощности отечественной промышленности и науки. Председатель ярмарочного комитета, представитель мощной купеческой династии Савва Тимофеевич Морозов (1862–1905) в своей речи подчеркнул, что