– Говори, откуда он здесь взялся?

Подвыпивший мужчина был не в состоянии четко выговорить все слова.

– Кто?

– Дуру из себя не строй. У него высшая степень окоченения, так бывает только через десять часов после смерти!

– Мужик, успокойся. Она – то откуда знает, – вмешался Артур.

За спиной защелкали камеры мобильных телефонов.

Костоправов резко повернулся, схватил Артура за куртку и придавил к двери туалета. Сила его не позволяла Артуру даже пошевелиться и произнести нечто большее, чем неразборчивый хрип.

– Немедленно прекратите это, я вызову полицию в аэропорту, – Катарина сказала это с вымученной отвагой.

– Давай вызывай, я им все расскажу. Увидят, что вы тут творите, мясники.

Костоправов отпустил Артура и, оскалившись на Катарину, побрел по коридору, пересчитывая руками спинки кресел. Пассажиры сворачивали мобильники и садились прямо, как бы ничего и не было.

Артур потрогал шею – кожа горела как после солнечного ожога.

– Займите свое место, – сказала Катарина Артуру, – И спасибо вам.

***

За спиной Макара Карина Порше давала интервью собственному телефону:

– Я Карина Порше, – она делала ударение на последний слог. – В нашем самолете случилось ужасное. Смерть человека. Я все видела своими глазами, было столько крови, но я выдержала. Люди так громко кричали и плакали. – Она помахала у носа ладошкой – лопаткой. – Мне кажется, я чувствую трупный запах. Он такой сладковатый и кислый одновременно. Быстрее бы посадка, хочу сойти с этого самолета. Авиакомпания просто ужасная, у них даже нет освежителей воздуха.

Макар видел сотни и тысячи подобных ран на лице – как результат попадания трассировочной пули, но, как правило, это сопровождалось еще дыркой в затылке и разбрызганными мозгами на земле.

Земле, по которой он шагает обутый в американские берцы, присланные другом из США. Подошва у них легче, чем у наших, и прошита качественней – никакие гвозди и осколки ей не страшны. Кожа светлого окраса, за что их кличут пустынными. Даже в самую жаркую и влажную погоду, ноги всегда в отличном состоянии. Хороший экземпляр и пример капиталистической промышленности. Той, что совсем недавно еще была вражеской.

Когда то Макар был пионером и с гордостью вязал на шею красный галстук. На уроках в школе он с упоением слушал рассказы исторички Айгуль Ильиничны о загнивающих американских империалистах, внимал учениям Ленина и мечтал стать величайшим борцом за права рабоче – крестьянского государства. Прошло пятнадцать лет, он живет в другом государстве, отвоевал в Нагорном Карабахе и Таджикистане, и теперь он здесь, в новой, самопровозглашенной республике Ичкерия, топчет берцами американских империалистов кавказскую землю, решившую навсегда отречься от советской родины.

Про себя Макар читает молитву святому благоверному князю Довмонту Псковскому, восемьсот лет назад пришедшему на родную для Макара псковскую землю, где, как пишут летописцы, на него дохнула божья благодать. После избрания народом, великий князь правил тридцать три года – срок жизни сына божьего Иисуса Христа. Правил мудро и справедливо, щедро травил милостыню, принимал нищих и странников, с доблестью защищал северо – западные границы русского государства. Перед каждой битвой князь приходил в храм, клал меч к подножию святого престола и принимал благословение духовного наставника, который лично препоясывал ему меч. Также поступал и Макар, перед каждым боевым выходом. Только вместо меча у него автомат Калашникова.

С тех пор как он нашел свое призвание – служить государству российскому, святой Довмонт стал его духовным покровителем. Однажды приложив лоб к его лику в псковском Свято – Троицком кафедральном соборе, Макар попросил господа прощения за все совершенные грехи: за буйный нрав, за нетерпимость к врагам, за праздность и сквернословие. Господь ответил. На самом деле он всегда говорил с ним, но Макар не слушал, он указывал путь, но Макар не хотел видеть – путь к праведной жизни, к защите своего отечества и земли русской.