Эльф вспрыгнул на телегу и сорвал со своего запястья одну из бусин, кладя ее на рану Алто, и принялся что-то напевать под нос. От его действий не доносилось привычного мне запаха волшебства, но, все же, магия тут точно была. Хотя бы потому, что до того вволю текущая кровь торговца теперь, повинуясь голосу фронде, медленно останавливалась.

К телеге с раненным начали стекаться все остальные обозники. Подошел сюда и Арджан, и чародейка, и Витор. Вот и отлично. Я спрыгнула с повозки, – теперь Дамвит и не пытался меня остановить, – и пошла искать какую-нибудь ненужную тряпку чтобы вытереть меч.

3. Глава 2. В пути. Немного Огня

Возницы успокаивали напуганных лошадей. Охранники, которых вывел из строя яд, медленно приходили в себя, прощаясь с содержимым желудка. Судя по всему действовали дротики савров быстро, но и проходило их действие тоже быстро. Из оставшихся на ногах стражей двое склонились над телом третьего, чье горло проткнуло насквозь копье ящеров, а еще один присоединился к Дамвиту и теперь, повинуясь командам эльфа, то воду искал по телегам, то тряпки, то еще что-то.

Еще один стражник, совсем молодой парень, успевший только кольчужку одеть весьма паскудно выглядевшую, сидел за последней повозкой, вдали от всей суеты. Спокойненько так сидел, словно и не валялся совсем рядом изрубленный на куски савр.

Вообще-то это не мое дело. Надо заняться плечом, успокоить Ингрид, щит осмотреть, а то пробьют еще где похлипче дерево-то… Но горячка боя еще не покинула до конца тело и разум, и любопытство победило. Да и раньше доводилось мне видеть таких вот тихо сидящих воинов, и обычно они уже не вставали.

Парнишка, совсем молодой, был бледен. Не из-за природной светлокожести, а потому что зажимал рукой глубокую рваную рану на боку, кровь с которой была почти не видна на черных штанах и темной земле.

– Я в порядке, господин Дамвит, – пробормотал он, стоило мне сесть рядом на землю, – сейчас отдохну, встану и помогу вам…

Разум его был уже не здесь. Ну или не совсем здесь… Но душа пока не покинула тело, и его еще можно спасти. В отличие от Алто, за этого юношу просить было некому.

Я отодвинула от раны ослабевшую руку. Кольчуга, на боку особенно сильно проржавевшая и изношенная, изобилующая прорехами, – кто такую вообще одевает? – была разорвана. Когтистая лапа валявшегося рядом савра не просто так окрасилась человеческой кровью. Каменное копье врага молодой стражник сломал, но ящер и без оружия – боец хоть куда. Говорят, для них нападать вот так, раздирая когтями плоть врага значит признать себя диким зверем, но в бою все средства хороши. И этот чешуйчатый воспользовался природными талантами, распоров и хлипкую броню, и внутренности под ней.

Огонек внутри заинтересованно дернулся. От юноши не шло ни намека на стылый холод, пронизывавший хозяина каравана.

Я протянула руку, касаясь разорванной плоти. Пламя сбежало по пальцам и проникло в тело юноши. Проникло и осталось там, разгораясь все сильнее и сильнее. Огонь связал меня и его. Огонь горел в моем теле, в моих венах – и в теле чужом. Меняя. Исправляя. Залечивая. Возвращая силы и утекающую прочь жизнь.

Неизменная боль от прикосновения сил Пламени Владыки к моему, человеческому, недостойному телу и разуму, усиливалась и усиливалась. Ни с чем не сравнимое чувство сгорания заживо. Сгорания изнутри.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Я прикусила губу, продолжая дышать. Пламя – воля Владыки. Я никто чтобы перечить Ему.

Боль раздирала на куски. Боль сжигала. Боль ширилась, заволакивая мир…

И исчезла за мгновение до того, как красные всполохи перед глазами стали бы чернотой обморока.