Из кристалла вверх вытянулись синие призрачные струи. Они образовали портал. Чёрный Тополь шагнул туда и исчез, а через мгновение всё исчезло.

Видение погасло, а Рассказчик решительно двинулся в сторону ясеня. Мы пошли следом и узрели необычную картину: метрах в трёх над землёй в стволе измученного дерева рос артефакт.

Рассказчик подпрыгнул и двумя руками схватился за камень, бесцеремонно выдирая его прямо из древесной коры. Меня пронзила жуткая, нечеловеческая боль, она отозвалась в каждой клетке тела. Физические страдания не шли ни в какое сравнение с болью души, её словно разрывали на части.

Сквозь му́ку и охвативший озноб увидел, что Рассказчик оторвал камень от дерева. Я чувствовал то же, что и несчастное дерево, вошедшее со мной в симбиоз душевной боли.

Не осталось сил, чтобы пошевелиться и закричать; я стоял и отрешенно смотрел на торжествующего Рассказчика с артефактом в руке; на Семёна, – он с восхищением любовался необычным минералом; и на Наталью: её лицо тоже исказилось от страдания. Природа звала нас на помощь; но из-за жуткой боли и сопереживания мы не сдвинулись с места.

Рассказчик не удостоил нас взглядом. Он положил артефакт на землю и произнёс те же слова, что и Чёрный Тополь. Маг с довольной ухмылкой посмотрел на образовавшийся портал. А мы стояли, не в силах помешать ему, и осознавали: майри не желал зла дереву, оно не страдало, когда Чёрный Тополь забирал артефакт; но Рассказчик не подумал, что причинит ясеню боль.

Через мгновение портал сформировался окончательно. Рассказчик, не оглянувшись, прошёл через него; там, куда он шагнул, в отдалении виднелся наш родной город.

– Ну, чего стоите? – недоумённо спросил Семён. – Вперёд, домой!

Раздался треск. Портал захлопнулся, а артефакт, вместо того, чтобы вернуться и врасти обратно в дерево, взмыл в воздух, описал широкую дугу над поляной, и очутился в руке у невесть откуда появившегося незнакомца.

Шёпот.

И боль.

Они беспощадны. Оба – рождены страхом.

Страх пронзал душу острыми клинками. Боль терзала тело ядовитыми стрелами.

Но он жил, ибо не имел права умереть, не исполнив предназначенного.

Кто шептал над истерзанным телом на голом каменистом плато? Вечный бродяга ветер.

Здесь, высоко в горах вокруг Цветочной долины, ветер вёл себя подозрительно тихо. Вместо завывания средь горных круч и неистовой песни урагана, способного разбросать огромные камни по склону, он усмирял свой дух и шептал, шептал, шептал.

Никто не различил бы слов, но тот, кто лежал на плато, понимал речь ветра, повторяющего без умолку: «Умрёшь. Погибнешь. Сгинешь». Раненный жил назло шёпоту.

Тот, кто без сил внимал ветру, боялся снова умереть. После того, как судьба выбрала его для долгого и опасного пути, он стал почти бессмертным. Почти – потому что абсолютно бессмертна лишь Вселенная.

Он страшился шёпота непреклонного ветра, а тот смирял свой нрав ради забавы и интереса: сколько проживёт изрезанное тело? Оно неделю неподвижно лежит на острых камнях, значит, недолго осталось.

Но тело почему-то упрямо жило, неведомым образом обходилось без воды и пищи. Мало того – раны на нём затягивались. Лежащий терпеливо ждал, когда вновь станет сильным и здоровым – тогда он встанет.

Если б нашёлся ещё кто-то и различил шёпот ветра, то он узнал бы, что раненый не встаёт лишь потому, что его скинули с высоты, словно тряпичную куклу. Противник лежащего на плато показал силу и мощь. Бой между ними длился более часа, но один ушёл с порезом на груди, а другой остался с многочисленными ранами.

Время погибать ушло безвозвратно. Скоро, совсем скоро он больше не почувствует боль – а вместе с нею уйдёт и страх. Шёпот прекратится, а ветер взвоет от страдания, покорённый могучим заклятьем того, кто исцелится от ран и поднимется, чтобы свершить воздаяние всем врагам.