Вопреки знакомой мне фразе «капитан покидает судно последним», именно капитан первым сошел на пирс.

– Стоянка – один час! Морк – вода и припасы, Боси – за старшего, – коротко бросил он хриплым голосом и смачно сплюнул на пирс. Потом зло выпятил челюсть и добавил: – Если хоть одна тухлая мокрица притронется к вину – клянусь морским змеем, привяжу за ногу и протащу до самой столицы! Свободны, сбор через факел!

Несмотря на столь грозное напутствие, матросы с довольными улыбками и гвалтом гурьбой покинули судно.

– Кххм! – громко прокашлявшись, привлек внимание моряка гном. – Десятник Косут Торопыга?

«Десятник? Странно, а почему не капитан?» – отметил я про себя.

– Снова ты, Четырехпалый, – ответил Косут, довольно покручивая длинный седой ус, как будто только что заметил стоящего от него в десятке шагов гнома. – Не поверишь, но сегодня рад тебя видеть.

От ухмылки десятника лицо гнома перекосило, но он тоже выдавил из себя еле заметную улыбку. Похоже, эти двое давно знакомы, и неизвестно, какая история их связывает. Гном молча протянул десятнику свиток с восковыми печатями и незаметно сунул увесистый кошелек, после чего лицо капитана галеры просто расцвело. Косут взломал печати, быстро проглядывая свитки.

– Значит, гильдейца и пленного за герцогский счет – до Заара? – уже значительно тише произнес десятник. – Ну а почему бы и нет? Значит, так, пассажир, – он ткнул в меня пальцем с желтым ногтем, – отплываем через час. А ты, Орбен, подожди меня, сейчас отмечусь у навигатора и пошепчемся.

Гном понятливо кивнул, а десятник неторопливо двинулся вдоль пирса.

Если честно, я ожидал какой-нибудь подставы до последнего, но обошлось. Хотя назвать Четырехпалого довольным нашей сделкой было очень трудно, но он сам виноват, я честно заплатил оговоренную сумму, а вот пострадавший на складе товар – сугубо его проблемы. С зубовным скрипом Орбен проглотил эту обиду, но по-любому затаил зло. Да и хрен с ним, я не Орден милосердия, чтобы оплачивать дуракам их ошибки.

– Герех, а что с Зайкой будет? – неожиданно сбил меня с мысли Ико.

– С каким Зайкой? – не понимая, о чем речь, переспросил я.

– Осел наш, – пояснил альбинос.

Вот о чем я думал в последнюю очередь, так это о неадекватной скотине. Вещи мы забрали, а осел так и остался стоять у коновязи недалеко от порта. Ночь накануне была излишне нервной, и я думать забыл про это вредное животное.

– Слыш, Орбен, тебе осел не нужен? – тут же нашелся я. – Недорого! Сам брал за пять серебра, а тебе уступлю за четыре.

– Себе оставь, – пробурчал гном.

– Вот чего ты на меня дуешься? Я тебе с самого начала честную сделку предлагал, это ты сам себя перехитрил.

Гном не ответил и лишь еще больше нахмурился.

– Три монеты, соглашайся, – меж тем продолжил я торг в одиночном порядке.

– Одна, – нехотя выдавил Четырехпалый, которому врожденная «домовитость» не позволила упустить шанс хоть чуть-чуть подзаработать.

– Где ты за одну монету такого отличного осла найдешь? В столице я его без проблем за пять с половиной продам, – вполне честно ответил я.

– Вот и вези его в столицу, и пошлину на въезде не забудь уплатить. – Впервые за долгое время гном искренне улыбнулся.

Уел, чего уж там.

– Да хрен с тобой, забирай, – согласился я.

Как говорится, с паршивой овцы… Короче, одна серебрушка за вредную скотину – и то результат. Будем считать, что это моя маленькая месть, у Орбена осел точно без работы не останется, кормить будут хорошо, но и отработать придется каждый пучок соломы.

– Пристроили мы твоего Зайку, – успокоил я альбиноса, который, видать, и вправду прикипел к своему ослу, принимая монету из рук гнома. – Ну а ты, Четырехпалый, не держи обиды, глядишь, еще встретимся.