Пару недель спустя папа медленно поднялся по лестнице на пожарный наблюдательный пост и встал рядом с Альбертом и Кристофером. Сняв с крючка свою каску – единственную, которая была целой, – он надел её и посмотрел вниз, на город и реку.

– Добро пожаловать к нам, на вершину мира, – поприветствовал его Альберт.

– Какая красота, – вздохнул папа. – Даже не скажешь, что война идёт.

«Неправда», – подумал Кристофер.

Прямо впереди вдоль дороги чернели развалины, которые совсем недавно были рядом домов, разрушенных бомбёжкой неделю назад. А ещё кварталом дальше, невидимые отсюда, тянулись руины складов и улиц, погибших в пожаре всего за одну, ту самую, ужасную зимнюю ночь. Кристофер смотрел на лондонские крыши и трубы и вспоминал летевшие вниз кирпичи и плясавшие в небе языки пламени, дым и пот, разъедающие глаза, жуткую жару, страх и усталость. Такую усталость, что не было сил передвигать ноги, но он всё равно бежал вперёд по горящей улице. А потом ещё раз всё то же, но в другом столетии.

– Последнее время тут довольно спокойно, – проговорил Альберт. – Будем надеяться, так и останется.

Около часа они простояли, переминаясь с ноги на ногу, согревая озябшие пальцы тёплым дыханием, глядя на небо и на крыши, пытаясь расслышать гул бомбардировщиков и тихо переговариваясь. Город внизу готовился ко сну.

– Полнолуние сегодня, – сказал папа. – Отличная лётная погода, чёрт побери.

– Прошлой ночью они бомбили Ливерпуль и Халл, – вздохнул Альберт. – Сегодня они точно вернутся.

– Вдруг немцы сюда не явятся, – предположил папа. – Могут и куда-то в другое место слетать.

– Они всегда сбрасывают несколько бомб на Лондон, – ответил Кристофер.

– Наверное, хотят держать нас в напряжении, – кивнул Альберт, поёживаясь и сильнее закутываясь в шарф. – До чего ж холодно-то, а! И не скажешь, что на дворе почти лето. Я уже не чувствую ног, а ведь солнце только что село. Такими темпами я к полуночи в ледышку превращусь.

– Будешь ходячим говорящим снеговиком? – рассмеялся Кристофер. – К тому же усатым. Хотел бы я это видеть!

– Задира он, твой парень, – улыбнулся Альберт, оборачиваясь к папе. – Но по части замечать самолёты лучше его, пожалуй, во всей Англии не сыщешь мальца. Он слышит бомбардировщики, когда те только взлетают из Франции.

– Правда?

– Альберт немного преувеличивает, – откликнулся Кристофер. – Но ты, пап, мог бы и не так откровенно удивляться.

– А я и не удивляюсь, – пожал плечами тот. – Когда дело касается тебя и твоей матери, меня, кажется, уже ничем не удивишь.

– Погоди ещё говорить, – прищурился Альберт.

– А что?

– Вот будет бомбёжка – тогда посмотришь, какова твоя семья в деле.

Папа грустно улыбнулся:

– Хотел бы я, чтобы никому из нас больше не пришлось делать ничего подобного.

– А я хотел бы, – в тон ему откликнулся Кристофер, – не забывать фляжку с чаем на кухонном столе.

– Ты забыл её? – воскликнул папа. – Вот это уже и впрямь опасно!

– Именно! – подхватил Альберт. – Я срочно звоню в полицию. Это прямая угроза жизни.

– Ты боишься умереть без чая?

– Я боюсь тебя придушить!

Кристофер рассмеялся.

– Я схожу за ним чуть попозже, не беспокойся.

– Да уж сделай милость, сынок, – кивнул Альберт. – А то мы не доживём до утра.

Он до сих пор не мог простить руководству пожарных, что они запретили держать на наблюдательных постах керосинки. По их мнению, это было пожароопасно. И это в городе, где с неба каждую ночь сыплются зажигательные бомбы! Альберт тихо выругался в адрес чиновников, заседающих в кабинетах Вестминстера. Что они знают о том, каково это – стоять ночью на крыше, когда пальцы, кажется, вот-вот отвалятся от холода? В таких условиях чашка чая нужна человеку как воздух, хотя бы раз в час: хоть на войне, хоть в мирное время.