Бениньо молчал, задумчиво и бестрепетно глядя на возвышавшегося над ним солдата. Наконец он тихо проронил:

– Не глупите, Годелот.

Шотландец лишь усмехнулся:

– О, не беспокойтесь! Я знаю, что в этом доме полно охраны. Но, если я сейчас ненароком сломаю вам шею, приход часового лично для вас уже ничего не изменит.

Врач чуть прикрыл глаза:

– Сядьте, мальчишка. У меня уже ломит затылок смотреть на вас снизу. Вы снова ни черта не дослушали и сделали какие-то идиотские… ну, хорошо, вполне логичные, но все же ошибочные выводы. Я и не думал предлагать вам предательство. Я слишком хорошо знаю, что значит держать на руках тело единственного друга.

Годелот сделал шаг назад и оперся о спинку кресла, глядя на Бениньо с той же смесью злобы и подозрения. Доктор вздохнул:

– Я сдуру разбил свой бокал. Погодите… – Он потянулся к буфету, вынул новый бокал и налил себе вина. – Вот что, – спокойно продолжил врач, – ваш друг очень удачлив. Но силы неравны. У вас, Годелот, хороший заработок, в котором у вас нет насущной необходимости. Так пусть Джузеппе попросту затаится еще на некоторое время. Подкопите жалованье, отдайте ему, и пусть уезжает из Венеции ко всем чертям. В этой стране царит неразбериха. Достаточно покинуть Венето – и можно затеряться в соседних областях так, что отыскать следы будет невероятно трудно. Вы же… Что вам мешает продолжать службу?

Несмотря на напряжение, Годелот невольно рассмеялся:

– Взять у меня деньги и сбежать, оставив меня на растерзание?.. Вы совершенно не знаете Пеппо. В нем поразительным образом уживаются рыцарь и идиот. – Он резко оборвал фразу, уколотый неожиданной мыслью: – Постойте! Вы говорили, что герцогиня подозревает в своем увечье графа Оттавио. И что же, тот самый артефакт каким-то образом попал в его руки? А как же…

Юноша запнулся, ощутив, что сейчас наконец приблизился к ответу на те загадки, что пытался загадывать ему доминиканец Руджеро. Но врач молчал.

– Если это правда, – пробормотал шотландец, хмурясь, – то получается, что кто-то из этого Клана был весьма близок с графом Оттавио, раз согласился оказать ему подобную… ужасную услугу.

Бениньо только поморщился:

– Я смотрю, вы окончательно встали на сторону собирателей легенд. Что же до «услуги», полагаю, речь шла о деньгах, а вовсе не о дружеских чувствах.

Но Годелота ничуть не задела ирония, прозвучавшая в голосе врача. Он оттолкнулся от спинки кресла и заметался по комнате. Все это было слишком. Слишком зыбко, слишком маловероятно, слишком отвратительно, слишком цинично. Душа брезгливо сжималась, силясь отстраниться от края зловонной ямы чужих интриг, но разум ей наперекор жадно поглощал услышанное.

Наконец подросток в изнеможении ударил в стену кулаком:

– Черт бы все подрал! Я не знаю уже, чему верить! И есть ли вообще кто-то, кому хоть немного можно доверять! – Он рванулся к доктору и схватился за подлокотники его кресла, глядя Бениньо в лицо: – Хорошо. Допустим, что вся эта несусветная околесица – правда. Но доктор… Вы же самый влиятельный человек в этом доме! Вы ангел-хранитель герцогини, вы облечены безграничным доверием, на вас молятся все и каждый! Почему вы допускаете это? Вы уверены, что герцогиня носится с иллюзией, но невозмутимо следите, как ради этой иллюзии гибнут ничем не провинившиеся люди! Так чем вы лучше своей хозяйки?

Но врач не отвел взгляда:

– Я никогда не утверждал, что я лучше синьоры. И да, я хладнокровно слежу за творимыми ею безумствами. А если я начну отравлять себя сожалениями и терзаниями да еще полезу в герои и начну мешать герцогине, то никого не спасу. Только потеряю остатки контроля за ситуацией, и все станет еще хуже.