В результате численность даже игравшей особо важную роль австрийской армии в Италии неуклонно снижалась. Если в 1831 г. она насчитывала 104500 чел., то в 1833 г. – уже только 75 000 чел., тогда как в 1846 г. под командованием фельдмаршала Радецкого осталось 49 297 чел., из которых лишь 34 000 чел. составляли полевые войска[202].

Как бы то ни было, вооруженные силы империи Габсбургов представляли для России серьезную потенциальную угрозу, однако стратегическое положение Австрии осложнялось наличием общей границы с Пруссией, Пьемонтом и Францией. Австрийскому правительству было бы весьма сложно сосредоточить большую часть армии на каком-то одном театре, и даже при самых благоприятных внешнеполитических обстоятельствах оно не могло оставить без войск свои неспокойные провинции: Венгрию и Северную Италию.

Пруссия занимала в Европе центральное положение. На западе она граничила с Францией, на юге – с Австрией, на востоке – с Россией. Исторический опыт показывал, что, несмотря на тесный союз с Петербургом, потенциальная военная угроза могла ожидать Пруссию вдоль всех ее сухопутных границ. В 1840-е гг. королевская армия была разделена на Гвардейский и 8 армейских корпусов со штабами, соответственно, в Кёнигсберге, Штеттине, Берлине, Магдебурге, Познани, Бреслау, Мюнстере и Кобленце, которые и в мирное время функционировали на постоянной основе. Каждый корпус насчитывал две дивизии из одной пехотной кадровой, одной пехотной ландверной и одной кавалерийской бригады. В корпусе также состояли по штату: артиллерийский полк, пионерный (то есть саперный) дивизион, егерский батальон, а также резервные полки и батальоны вместе с нестроевыми нижними чинами.

Эффективность прусской армии снижалась по причине низких боевых качеств ландштурма и ландвера[203]. Генерал Н.В. Медем незадолго до Мартовской революции 1848 г. довольно сдержанно оценивал наступательные возможности Пруссии. Кроме того, даже в военное время часть регулярных войск пришлось бы оставить внутри королевства. На основании данных фактов Медем приходил к выводу, что, во-первых, «Пруссия не в состоянии употребить из числа постоянной своей армии для продолжительных наступательных действий вне своих границ более 120 000, и при величайшем усилии – 140 000 войска, и что, следовательно, она слаба для наступательной войны». Во-вторых, «Пруссия не в состоянии соединить более 200000 чел.» на одном стратегическом направлении. И, в-третьих, «главная сила настоящей военной организации Пруссии заключается в возможности сильной постоянной обороны государства, потому что при отступлении армия может быть с каждым шагом усиливаема ландвером и даже ландштурмом тех провинций, в которые она отступает»[204].

Франция после 1815 г. уже не имела демографических ресурсов, чтобы оставаться крупнейшей военной державой Европы, каковой она являлась на протяжении XVII–XVIII вв. Примерно на полстолетия ее место заняла Россия, которой, несмотря на серьезную военную репутацию, ранее не удавалось достичь этого положения на протяжении всего XVIII в. Затем, во второй половине XIX в., лидерство в военной области прочно перейдет к объединенной Германской империи.

Вооруженные силы Австрии и Пруссии имели ряд преимуществ на фоне испытывавшей организационные проблемы французской армии. Однако неблагоприятные стратегические факторы, связанные с территориальной разобщенностью возможных театров войны, оказывали влияние и на германские державы, пусть и в меньшей степени, чем на Россию.

Таким образом, в результате преобразований 1830-1840-х гг. боевые возможности русской армии существенно возросли. Унифицированные по своему составу корпуса стали основой военной организации империи. Армия Николая I, по признанию авторитетного европейского наблюдателя, превратилась в первую по своей мощи боевую силу на европейском континенте