– Ни трупов, ни пленных, – на удивление спокойно парировал капитан. – Их попросту не оказалось, все ушли.
– Безумные вещи вы сообщаете, гауптман. Что значит: «Все ушли»?! Кстати, почему территория школы не охвачена вышками?
– Только потому, что и пулеметные вышки нашей тыловой школе не положены были, – довольно храбро держал оборону Сольнис. – По крайней мере, до нынешнего нападения парашютистов-диверсантов.
– Что тогда вам «положено»? – уже откровенно язвил фон Шмидт. – И никакие это не парашютисты-диверсанты. Если бы на эту вашу богадельню бросили отряд диверсантов, уже к вечеру половина школы покоилась бы в братской могиле. В том-то и дело, что нападали люди, имеющие смутное представление о том, как это следует делать. Но даже они если завтра разнесут всю вашу школу, то охрана вновь позволит им благополучно уйти.
– Разнести её они могут еще сегодня, до утра, – невозмутимо заверил его гауптман. – Может, тогда и появится хотя бы один труп. А пока что… мы не смогли заставить их увязнуть в стычке. Мой взвод охраны…
– Да не было у вас никакого «взвода охраны», гауптман, – безнадежно, с явной брезгливостью отмахнулся от него фон Шмидт, усаживаясь на кровати. – Это всего лишь сброд! Залежалое окопное дерь-рьмо, которое завтра же отправят на Восточный фронт вместе с вами. Но это последует завтра, а пока что убирайтесь вон!
Как бы гауптман ни храбрился, в его восприятии этот непонятно кем и с какой стати «подсаженный» в их артиллерийскую школу подполковник СС представал немыслимо большим чином. К тому же Сольнис помнил, что по поводу Шмидта ему звонил адъютант самого Скорцени, и прекрасно понимал: если бы сегодня на теле барона осталась хотя бы одна царапина, Восточный фронт показался бы ему спасением. Именно так, спасением.
В своё время Сольнису уже приходилось иметь дело с «фридентальскими коршунами» Скорцени. Эти церемониться не стали бы, так что в руки им лучше не попадать.
– Погодите, погодите! – остановил его фон Шмидт уже у двери. – Понятно: нет пленных, нет трупов, но что-то же установить всё же удалось: форма, речь, тип оружия… Кто они, черт возьми?!
– Кое-что, конечно, удалось. Ясно, что нападали германцы.
Услышав это, Шмидт про себя выругался и вновь поднялся с кровати, поправляя наброшенный на плечи китель.
– Германцы, значит? Но только что вы разглагольствовали о каких-то там парашютистах-десантниках.
– Разве в тыл к нам мало забрасывают бывших германцев?
– Вот именно, бывших. Хотя, действительно, время от времени забрасывают… Значит, нападали, как вы полагаете, германцы? – нервно прошелся фон Шмидт по битому стеклу, усеявшему пол. – Как раз этого-то я больше всего боялся.
– Но даже не удивились моему сообщению. Неоспоримо поверили.
– Скорее, «неоспоримо» выругался по этому поводу. В самом деле, Сольнис, почему вы решили, что нападавшие были германцами? Только потому, что они облачены в вермахтовские мундиры?
– И мундиры тоже смущали. Но главное – в другом: часовой, первым обнаруживший десантников, утверждает, что слышал германскую речь.
– Это не довод. Если бы нападавшие не владели германским языком, они не смогли бы действовать в глубоком тылу.
– Вы не поняли меня, оберштурмбаннфюрер: он слышал правильную, то есть настоящую германскую речь. И поскольку нападавших было трое или четверо, то, по крайней мере, две произнесенные ими фразы часовой расслышал очень четко.
– Какую?
– Один сказал: «Они находятся вон в том домике, что чуть правее штаба». Второй ответил: «Огонь по окнам, и сразу же отходим!». Причем произнесены они были не иностранцами.
– Да черт с ним, с языком! – сдался наконец фон Шмидт. – Хотите убедить, что речь все же шла обо мне?!