«Ну, тут ты совсем заврался, Бутурлин!» – хотел уже выкрикнуть князь Андрей, но получил удар острым локотком под самые ребра. И так Жаннет это ловко и молниеносно проделала, что ни старый князь не заметил, ни князь Андрей не понял, отчего ему вдруг стало трудно дышать. Когда же дышать ему стало полегче, дышать ему вовсе расхотелось – да и жить тоже!
– Увы, – сказал Бутурлин – и, как опытный рассказчик, с бесстрастным лицом, но давая понять, что рассказ его близится к развязке, и к развязке весьма печальной, тяжело вздохнул: – Бог рассудил иначе!
– Все мы под Богом ходим, – насупился старый князь. До этого момента он равнодушно слушал рассказ Бутурлина.
– Так ваша светлость уже догадалась, чем все кончилось для бедной французской девушки Жаннет, для помещицы Коробковой и для ее дочери Параши? – Старый князь ничего не ответил. – Сгорели заживо! – воздел руки к небу Бутурлин. – И Пульхерия Васильевна – и Параша! Одна Жаннет только и спаслась. Той ночью она роман французский читала.
– Хоть такая польза от этих французских романов, – недовольно проворчал старый князь. – Пойдемте в дом. Холодно. – Он как-то внезапно сник. Взгляд его синих византийских глаз померк. И рота его куда-то без него маршировать ушла, а он даже не заметил этого. Один, снегириного цвета, кафтан его и остался гореть на плацу.
Глава четырнадцатая
Жаннет и Бутурлина старый князь определил в правую половину своего дворца.
– Отведи их… в комнаты императрицы и генералиссимуса! – приказал он дежурному по караулу офицеру. – А ты за мной ступай, – выкрикнул князю Андрею – и пошел, не оборачиваясь, через всю залу к закрытой двери, возле которой стояли на часах два гренадера с ружьями, торжественно грозные в своей истуканской неподвижности.
Часовых к дверям старый князь выставлял только в особых случаях: в день рождения императрицы Елизаветы Петровны, в свои именины и в дни, когда у него гостил не какой-нибудь, а любезный его сердцу гость, – т. е. выставлял всегда, когда у него гостил гость, так как не любезных сердцу гостей он гнал взашей!
Они у него и до первого его шлагбаума не доезжали: праздное их любопытство узреть воочию чертоги княжеские, царские, черкесы нагайками удовлетворяли.
А воззреть, действительно, было на что! Воззреть – и удивиться.
Князь Николай Андреевич и князь Андрей Николаевич без удивления, разумеется, проследовали в кабинет старого князя через анфиладу, воистину, царских залов.
Им обоим было в привычку и вельможное великолепие золота, и строгость старинного серебра, и воздушная невесомость перспектив зеркальных, в которых это великолепие множилось и уходило в бесконечность. И они не вздрагивали каждый раз, за два шага до закрытой двери, когда эта дверь сама собой вдруг распахивалась перед ними. И удивленно, по-детски, не оглядывались назад, чтобы посмотреть, как эта дверь сама собой сомкнется за ними.
Старый князь сам изобрел и собственноручно изготовил первый экземпляр механизма для секретного паркетного квадрата, на который нужно было наступить, чтобы дверь распахнулась. Потом по его чертежам крепостными мастерами были изготовлены механизмы для всех остальных дверей дворца; а через некоторое время один из этих механизмов был подвергнут весьма и весьма тщательному и кропотливому исследованию князя Андрея.
За это «исследование» семилетний князь не токмо не был наказан, а даже поощрен! Правда, после этого князь Андрей охладел ко всяким механизмам. Как вы помните, он мечтал о военном поприще. В гусары рвалась его пылкая душа.
В гусары старый князь его не пустил, а определил в штатскую службу, точнее – сослал, так как юный князь влюбился! И вот что из этого вышло.