Мы стояли и смотрели друг на друга. Я – в одной штанине, а Жуковский – в футболке. Я очнулась первой. Быстро проговорила:

— Поклянись, что никому об этом не расскажешь.

— О татушке? — глаза парня смеялись.

— Что?

— О тату на бедре. Стрекоза. Очень красиво. Прости, — спохватился Никита. Потер лоб и принялся деловито отжимать рубашку. — Я, наверное, действительно перегрелся. Так о чем ты?

— О магии. Ты тоже переоденься. Выверни одежду наизнанку и надень снова. Трусы можешь оставить, — поспешно добавила я.

Жуковский недоверчиво хмыкнул:

— У тебя в лифчике спрятан для меня новый гейский прикид?

— Ха-ха-ха, очень смешно шутканул, — я почувствовала, что краснею, и отвернулась. Как назло, вторая штанина не хотела натягиваться, являя миру предательскую татуировку в форме стрекозы. — Ничего там не спрятано. Это мой естественный размер.

— В любом случае, второй раз я на провокации не поддамся, — Никита скрестил руки на груди. — Ты опять меня на что-то разводишь. А потом я опять окажусь дома, не помня, как туда добирался … и с кем?

— В этот раз никакого развода, — пообещала я, постаравшись вложить в слова всю искренность. — Понимаешь, ты все равно в это влез. Просто дай клятву, что никому не расскажешь. И помоги мне… кое-кого поймать, потому что сама я не справлюсь. Иначе мы можем здесь погибнуть. Честно. Нас или никогда не выпустят, или испепелят.

Подтверждая мои слова, над нами глухо заворчала молния.

— Окей, — кивнул, изменившись в лице, Жуковский.

— Клянись самым сокровенным. Можешь не говорить вслух, что загадал.

— Клянусь.

— Переодевайся. Только быстро. Времени совсем нет, он близко.

— Кто?

— Леший, — лаконично сообщила я.

… Я выскочила во тьму, разрезаемую молниями, но прислушивалась, бежит ли за мной Никита. Он бежал. Мне было все равно, что он думает. И наплевать на то, как отнесется к этому магическое сообщество. Да, по правилам Разобщения я не имела права посвящать в наши тайны человека. Однако поправка от тридцать первого июня тысяча девятьсот второго года гласила, что в случае несомненной опасности для жизни магического существа, оно имеет право призвать на помощь немагов. Будем считать, что это как раз тот самый случай.

Трюк с выворачиванием одежды сработал: я видела впереди нечто вертлявое, мечущееся, словно клубок из травы, ветвей и листьев. Куда бы теперь ни побежал леший, он все время оказывался перед нами. И иллюзорный лес, вопреки моим опасениям, не пытался скрыть от нас своего Хозяина, а открывал тропу.

Я сцапала Лешего за тоненькую веточку, но этого хватило… чтобы на меня покатилось огромное бревно. Через него я перескочила. Оглянулась и увидела, что Никита сделал то же самое. Теперь мы неслись вниз по тропе, пытаясь догнать сучковатую колоду. И опять нам помог лес – перегородил тропу овражком. Бревно рухнуло на дно оврага, Жуковский запрыгнул сверху.

Леший попытался крутнуться и подмять под себя человека, но тут в поединок вступила я – оплела корягу диким плющом.

Спрыгнула в овражек, строго велела, переводя дыхание:

— Хватит. Добегался.

Через секунду под Никитой извивался невысокий кряжистый мужичок в синем комбинезоне с надписью «СРЗ № 3» на спине.

— Барыня, — просипел Леший. — Мария Лореновна, не признал! Простите старика!

— Так ты меня знаешь?

— Матушку вашу… и батюшку вашего, Лорена Степановича… знавал раньше, когда на Озерах проживал. И вас маленькую ягодками одаривал. Нечто не помните?

Да мало ли кто меня одаривал. Многие хотели подольститься к самой Камилле Ромашкиной, моей маме.

— Так что ж ты, пень, своих атаковал? Кто приказал нас извести? — спросила я.