Федя вышел из кухни в коридор, распихал ногами валяющуюся там обувь и вышел во двор.

Весна…

На улице уже вовсю цвела сирень – любимые цветы Софьи Палны. Деревьев было два – с белыми и сиреневыми цветами. Одно, белое, росло вкривь и вкось, худой и постоянно мотыляемый на ветру ствол держался на честном, явно нерушимом слове. Уж сколько его срубить собирались, он всё равно стоял. Другое, сиреневое, было похоже на букет – толстые корни, пышная крона, будто кто специально её шапочкой подрезал. Феде они напоминали родителей – устойчивая Софья Пална и отец, которого жизнь знатно помотала.

– Помню, – рассказывал как-то Федя Андрею, – мать наломает веток целых ворох! В доме поставит на кухне у окна. Запах… Страсть! Весь дом за пару дней как пропахнет. Будто одеколон какой дорогой кто разбрызгал. А мать садится у него, смотрит, дышит, радуется…

Сам Федя сирень не ломал – жалко было. Пусть и говорили, что она так лучше растёт. Ему всё равно было как-то не по себе. А вдруг он её всю поломает?… А вдруг она на следующий год больше так не зацветёт? Хотя так уж тридцать лет цветёт и ничего ей не становится… Федя только колышки у белой меняет, чтоб совсем не загнулась, а сиреневой хватает ведра воды раз в неделю, и она пушистится от души.

Федя понюхал сирень и улыбнулся. Алкоголь радостно плескался в желудке и помогал видеть жизнь в более ярких красках.

Справа под навесом из винограда роились пчёлы. Виноградом Федя не занимался, это было Андреево творение. У того мать, Никитична, такие эксперименты не позволяла. А тут раздолье – чего хошь, того и делай, Федя разрешал.

Дом детства.

Для Феди это уже давно был просто дом. Место, куда идёшь, когда вообще некуда идти. «Дом – это место, где лежат твои труселя и свидетельство о рождении». Так батя говорил.

Остальную часть двора гордо занимала трава. Самые разные оттенки сорняков, которые росли здесь, потому что им никто не мешал. А где-то даже поддерживал их буйное цветение.

Скрипнула калитка.

Нет, никто не пришёл, она сама по себе скрипела от ветра, даже будучи закрытой на щеколду. Под это «и-и» Федя просыпался и засыпал, это был уже такой родной звук, что даже смысла чинить её или просто смазывать маслом не было.

Федя вышел на улицу, прикрыл калитку и осмотрелся. В ноги тут же ударился соседский рыжий кот Батон. У Батона были румяные бока, пушистая натура и в целом крайне привлекательная внешность. Если бы он был булочкой, то самой покупаемой в пекарне.

У самого Феди живности не было – ни курей, ни кошек, ни собак. Его стиль жизни, состоящий из алкоголя, отрывистого сна, работы и посиделок с Андрюхой, не позволял включить в себя ещё и заботу о живом существе. Разве что тараканы классно чувствовали себя на кухне, устраивая вечеринки на грязном столе по ночам. Феде иногда даже казалось, что он слышал музыку из-за закрытой двери. Тараканы предпочитали Лепса.

Кот покрутился у ног Феди, дождался почесушек – Федя на самом деле по-своему даже любил этого рыжего прохиндея – и покатился дальше по своим котовьим делам. Наверняка выпрашивать у кого-нибудь сметанки. Или даже рыбки.

Соседями Феди справа были Васильевы – Володя и Мария. Ну это для всех, а для Феди – Вовка и Машка. Они тоже жили в родительском доме, родителей Вовки, ещё была жива мать, Анна Андреевна, вот они её досматривали и жили. Вовка вечно что-то строгал, то табуретку какую, то шкаф. Вообще рукастый такой, матери и наличники поменял, и забор новый поставил.

Хороший добротный деревянный забор. С Машкой они его потом ещё в красивый голубой цвет покрасили. Федька аж обзавидовался.