Иоанн, будучи государем справедливым и взыскательным, повелел оковать Фрязина цепями, сослать в Коломну, дом разорить, жену и детей взять под стражу, а Тревизана казнить смертию.

Всполошились посланники папские, прибывшие с царевной, взмолили пощадить Тревизана. Сказала своё слово и Софья. Государь был неумолим… но всё же, исполняя просьбу жены, отсрочил выполнение указа. Как никак, породнившись с родом императоров византийских, Иоанн большую выгоду для Московии сотворил. Многие греки, приехавшие в составе её свиты, сделались полезны государю во внешних сношениях с христианским миром, особенно в знании языков и художествах, привезли с собой иконы и книги богоугодные, спасённые от турецкого варвара.

Послал Иоанн в Венецию с жалобой на Тревизана Антона Фрязина, брата провинившегося Ивана. Тот передал дожу гневные слова нашего государя: «Кто посылает посла через мою землю тайно, обманом, не испросив дозволения, тот нарушает уставы чести».

Растревожился дож о своём посланнике. Просил от себя лично и от сената Венецианской республики простить Тревизана, освободить из оков и послать во благо всех христианских государств в Золотую Орду просить хана Ахмата выступить против турок. Просил дож снабдить его всем необходимым, а дружеская Венецианская республика с благодарностью вернёт все долги.

Так с помощью высоких особ жизнь Тревизана была спасена: Тревизана освободили, дали в дорогу 70 рублей и провожатого дьяка с посольской грамотой.

– А как же другой итальянец, Джан Лука Вольпе, прозванный Иваном Фрязиным? – спросил фон Поппель. Было видно, что рассказ Курицына задел его за живое.

– Так и провёл остаток дней в оковах, – ответил Курицын.

Фон Поппель вздрогнул и снова закашлялся.

– И поделом ему. Суров наш государь, но справедлив.

Тусклый свет лампадки едва достигал угла, в котором сидел фон Поппель. Курицын не видел его лица, но ощущал, что рассказ возымел нужное действие.

– Я готов встретиться с наместником московским, – голос Фон Поппеля дрожал.

Наутро оба сидели у наместника.

– Я больше не буду просить встречи с государём вашим Иоанном Васильевичем, – говорил рыцарь немецкий Патрикееву. – Потому что не имею к нему никакого поручения. Я странствующий рыцарь. Повидал все христианские державы. Хочу и вашу осмотреть.

– А зачем? – спросил Патрикеев.

– Любопытства ради…

В голосе фон Поппеля было мало убедительности, поэтому наместник выразился довольно сухо и явно с неодобрением:

– Нам сие непонятно.

Фон Поппель чуть не поперхнулся и стал говорить быстро и вразумительно.

– В землях немецких до сих пор считают, что за Польшей и литовской Русью находится Татария. То-то все удивлены будут, что это не так. А открою я, рыцарь императора Фридриха.

– Корысть-то какая в этом? – добивался истины недоверчивый Патрикеев.

На лбу фон Поппеля выступила испарина.

– В Королевстве Португальском знавал я мореплавателя Христофора Колумба. Он путь в Индию искать собирался, целый флот на деньги короля смастерил. Я же открою новые земли с двумя слугами своими.

– Тешишься мнимым величием своим, – не выдержал Курицын, до того соблюдавший субординацию и не встревавший в беседу, а только переводивший слова немца. – Нешто других доблестей не можешь сотворить? К примеру, описать могущество земли нашей в записках о Московии.

– Не имею таких талантов. Но императору Фридриху и сыну его Максимилиану расскажу. Интерес у них появится, захотят они дружбу с государем вашим завести. Вот и мне выгода будет.

Такой оборот дела понравился Патрикееву.

– Доведу слова твои до слуха государя нашего.

Курицыну же бросил: