Что нужно для того чтобы твоё имя не кануло в Лету и спустя долгие годы после гибели произносилось потомками с придыханием или проклятием, восхищением или живой неугасающей ненавистью? Ответ (вроде бы!) очевиден. Быть крупным полководцем, чья служебная биография насчитывает несколько выигранных (или скандально проигранных) битв. Можно даже одну-единственную, но оказавшую бесспорное влияние на судьбу страны. Политиком или государственным деятелем. К слову, необязательно положительным. Всё равно о тебе будут спорить. Любить и проклинать. Можно быть поэтом, прозаиком, музыкантом, философом. Оставить потомкам внушительное творческое наследие. Это наследие будут изучать биографы, выискивать скрытые смыслы, которых нет, а поклонники гадать: сам ты сунул голову в петлю или тебе помогли? Можно быть учёным, сделавшим важное открытие или жестоким садистом, чьё имя станет нарицательным. Нужно быть или героем, не выдавшим врагам военную тайну. Или, наоборот, предателем. Можно совершить один-единственный поступок или проступок, имеющий значение если не для человечества, то для своего народа или более-менее обширной группы людей.

Можно быть Александром Невским, князем Владимиром, Сталиным, Гитлером, Грозным, Высоцким или Есениным, Чикатило или битцевским маньяком, Дж. Бруно или Королёвым, Зоей Космодемьянской или Рихардом Зорге, Пушкиным или Достоевским… Маратом или Че Геварой.

Имя Фёдора Алексеевича Басманова – опричника из XVI века, осталось в человеческой памяти случайно. По всем законам бытия оно должно было сгинуть и раствориться в пучине времени. Остаться одной-единственной призрачной и прозрачной канцелярской строчкой в документе, сухим сообщением о том, что у русского воеводы Алексея Даниловича Басманова «жил-был сын Фёдор, который родился…». Неизвестно когда. И неизвестно где умер. Как, впрочем, и сам Алексей Данилович.

Перспективный юноша, достойный отпрыск рода Плещеевых, верный соратник самого неоднозначного русского правителя, ушёл из жизни в тот момент, когда человеческие способности только – только раскрываются. Больно думать о том, сколько впереди могло быть выигранных битв, серьёзных назначений и политических свершений. Трагический набег татар на Москву в 1571 году (неизвестно, как бы повернулся ход битвы, будь живы лучшие руководители опричных лет), героическая битва при Молодях, оборона Пскова. Всё эти сражения могли принадлежать воеводе Ф. А. Басманову, ибо никто из Плещеевых ни разу на военном посту не посрамил свой род. Пройдёт время, и это снова докажут уже сыновья Фёдора: тихий и спокойный Иван, погибший при выполнении служебного долга и амбициозный Пётр, звезда эпохи Годунова.

Даже по меркам XVI века Фёдор ушёл слишком рано. Безусловно, он всё же успел оставить после себя пример удивительно искрометного карьерного взлёта и несколько ярких служебных назначений. Однако данная информация, если её не показать соответствующим образом и не заострить внимание читателя на важных моментах, может быть интересна разве только историкам. И то, как мы видим по отношению к Басмановым (некоторые учёные в своих статьях не могут не написать отчества членов семьи без ошибок) историкам также не всегда интересна судьба этих людей.

Фёдор оставил после себя клубок неоднозначных сплетен, придуманных очевидными врагами нашего Отечества. Но разве мало в истории скандальных личностей о злодействах которых известно намного больше и известно наверняка? Разве не знает история порочных людей, чьи деяния давно изучены вдоль и поперёк под лупой, а сами деяния являются фактами, а не бездоказательными домыслами? Да и можно ли этот мир, видавший всё, удивить и раззадорить лишь намёком на какие-то абстрактные неблаговидные поступки? О «дурных деяниях» Ф. А. Басманова до нас дошёл один-единственный исковерканный эпизод ссоры Фёдора и князя Дмитрия Овчины-Оболенского, который являет собой обыкновенную «разборку» двух задиристых и амбициозных молодых аристократов. Неужели это способно на кого-то произвести впечатление? – зададутся вопросом все адекватные люди. Тем более стать устойчивой базой для создания фильмов, книг, а главное, весьма липкой субкультуры, в центре которой не любовь к исторической персоналии, а откровенный извращённый глум, отравляющий не только память о конкретном человеке, но и сознание ныне живущих людей, в том числе подростков.