Могут уйти годы на разработку секретной операции – изобретение нового оружия, создание или уничтожение шпионской сети, расшифровку кода. Теперь Гувер начал два расследования, на которые у ФБР уйдут десять лет. Одно из них называлось CINRAD – сокращение от «проникновение коммунистов в лабораторию радиационных исследований»; другое – COMRAP – «аппарат Ком интерна». Оба они имели своей целью захват советских шпионских сетей в США. Начав работу в мае 1943 года, около пятидесяти агентов ФБР в Нью-Йорке и еще пятьдесят в Вашингтоне попытались выйти на след и перехватить разговоры советских шпионов, которые выдавали себя за дипломатов и правительственных торговых агентов в Амторге – советской торговой миссии. Вскоре Гувер разослал 125 агентов по всей стране от Нью-Йорка до Чикаго и Сан-Франциско с целью найти советских шпионов, работавших под глубоким прикрытием, без защиты дипломатического иммунитета. Эта охота внутри страны будет продолжаться гораздо дольше, чем война за рубежом.

«Как дети, заблудившиеся в лесу»

Агенты ФБР, противостоявшие советским шпионам во время Второй мировой войны, были «как дети, заблудившиеся в лесу»[174], как сказал офицеру советской разведки, проводившему его опрос в Вашингтоне после выполнения задания, представитель Госдепартамента Лоуренс Дуган, который сам был коммунистическим агентом. ФБР знало очень мало о работе разведывательных служб Москвы. Его сотрудники вошли в контакт с Гайком Овакимяном – резидентом советской разведки в Нью-Йорке, не понимая, кто он такой. Они слушали советского шпиона Вальтера Кривицкого – советского шпиона-перебежчика, не понимая, что он говорит.

ФБР не было ни некомпетентным, ни незаинтересованным. Оно не знало того, чего не знало. Разведка – это война, оружие в которой – знания и дальновидность. Информация – самая мощная сила. Если у вас есть шпион во вражеском лагере, вы можете выиграть сражение. Если вы знаете, что на уме у вашего врага, вы можете выиграть войну.

У ФБР не было надежных источников в советском лагере, и правительство Соединенных Штатов не горело желанием воевать с Советами. Сталин убивал больше нацистов, чем Рузвельт и Черчилль, вместе взятые. Но если американцев, которые сотрудничали с советской разведкой, можно было поймать на шпионаже, Гувер мог использовать список людей, подлежавших задержанию и содержанию под стражей, чтобы тайно арестовать их и без суда засадить в тюрьму на военной базе, пока длится война.

Потом министр юстиции Биддл узнал об этом списке.

Утонченный и аристократичный Биддл считал себя кем-то вроде эксперта во всем, что касалось Дж. Эдгара Гувера. Он изучал этого человека с самого начала тех четырех лет, которые они проработали бок о бок. Он видел «человеческую сторону личности Эдгара Гувера, которую ему не всегда приписывают…»[175].

«Характер Гувера интересовал меня, – написал он много лет спустя. – Я стремился завоевать его доверие, и вскоре, когда мы обедали вместе с ним в комнате, примыкающей к моему кабинету, он стал отвечать мне взаимностью, делясь со мной необыкновенно широкими познаниями сокровенных подробностей того, что мои коллеги по Кабинету делали и говорили, их симпатий и антипатий, слабостей и связей… Признаюсь, что в определенных пределах мне понравилось слушать это».

В определенных пределах Биддл восхищался тем, как Гувер использовал свою власть в ФБР. Министр юстиции подписал свою долю ордеров на прослушивание телефонных разговоров и встретил угрозы военного времени, исходившие от врагов Америки, со всеми законами, имевшимися в его распоряжении. Но в течение всей жизни его беспокоили секретные операции ФБР – «этой огромной машины расследования с ее 10 миллионами личных досье» и «явными возможностями злоупотребления доверием, которое она завоевала».