Солнечный Дол впустил меня. Двигатели смолкли. Шаттл покачнулся на посадочных опорах и замер. В шахте не бывало воздуха, если только не требовался ремонт, но из стены выдвинулся герметичный переходной мостик, и вскоре навстречу мне по прозрачной трубе выбежал закутанный в овчинный тулуп Морган Валуа; за его спиной болтался дыхательный ранец.

– Да ты счастливчик, де Рюйтер.

– И в чем же мое счастье?

Открыв ранец, Валуа достал бутылочку и, откупорив, протянул мне. В ноздри ударил тяжелый запах, начало жечь в глазах. Уже чувствуя, как увядают клетки в мозгу, я сделал вежливый глоток ради дружбы. Я понятия не имел, что в бутылке и где Валуа это раздобыл, но подобное пойло появлялось лишь по исключительно редким случаям.

– Тебе еще предстоит прочитать собственные некрологи. Пожалуй, в них ты выглядишь не так уж плохо.

– Я вроде живой.

– Теперь-то мы знаем. Собственно, знаем уже три недели, с того момента, когда ты появился в сети слежения. Но уже успели написать некрологи и размножить, и теперь слишком поздно что-нибудь предпринимать. – Он прищурился, сверля меня взглядом. – Почему, во имя Михаила, ты не вышел на связь?

– Не видел необходимости. Апостолы никогда бы меня не потеряли.

– И тем не менее. Сам знаешь – система небезупречна. Собственно, если апостолы иногда теряют наш корабль, это даже хорошо. Это значит, что меры по маскировке не столь уж бессмысленны. – Он нервно провел рукой по лбу. – К тому же, пока тебя не было, у нас с апостолами… в общем, были проблемы.

– Проблемы?

– Не важно. Скоро все исправится. А вот что теперь будет с твоими семейными отношениями, даже предположить боюсь.

– А что такое?

– Для Николя и Викторины это стало настоящим адом.

– О господи! Хочешь сказать, они все эти недели были убеждены, что меня нет в живых?

Валуа забрал бутылку и вернул в свое священное хранилище. От его добродушного выражения не осталось и следа.

– Николя оберегала Викторину как могла. Естественно, цеплялась за надежду, что ты жив, но ближе к концу даже она перестала верить. – Он покачал головой, и в голосе зазвучала осуждающая нотка. – Незачем было подвергать нас столь жестокому испытанию, Мигель. Если там случилось нечто такое, из-за чего тебе пришлось задержаться, вполне мог бы и сообщить.

Я уставился на него:

– Что значит – если? Ты прекрасно знаешь, что случилось.

– Мы могли только догадываться. Видели, как взорвался корабль. Либо в него попала твоя ракета, либо ты применил протокол номер два. Поскольку ты молчал, мы вынуждены были предположить последнее.

– А сигнал бедствия?

– Какой сигнал?

– Это что, какая-то игра, Морган? Проверка, насколько я хорошо соображаю после пробуждения?

– Уверяю тебя, это никакая не игра.

– Поступил сигнал бедствия. Нечто вышло на связь с кораблем. Я нашел источник сигнала и обнаружил дрейфующую капсулу.

– Капсулу, – медленно повторил Валуа, будто следователь, запоминающий мои ответы с целью выяснить, насколько тщательно я придерживаюсь одной версии событий.

– Этот сигнал передавался по всей системе. Я должен был любой ценой заставить его замолчать. Солнечный Дол никак не мог его не услышать, не говоря уже об апостолах.

– Мы не принимали никаких сигналов бедствия.

– Значит, он был… узконаправленный. – Я нахмурился, превозмогая головную боль, которую вряд ли можно было объяснить крошечным глотком из бутылки. – Понятия не имею, как сигнал сумел меня найти, но это единственное объяснение. Впрочем, все это можно обсудить и позже; если ты считаешь, что я сочиняю или брежу, то у меня в оружейном отсеке есть все необходимые доказательства. Я нашел дрейфующую капсулу и взял ее на борт. Вместе с содержимым.