– Котята, – сказал он с улыбкой. – Старая Селена родила сразу пятерых. Придется, наверное, утопить всех до единого, если они и впредь будут так верещать.

Писк резко затих.

– Забудь, что ты здесь слышал! Так лучше для тебя же, поверь.

С этими словами колдун отпустил Иоганна, взял клетку, развернулся и торопливо влез на козлы. Поставил клетку подле себя и взялся за поводья. Все это время черные птицы злобно смотрели на Иоганна.

– Пора ехать, – нетерпеливо произнес колдун. – Хочу до захода солнца добраться до Бруксаля. Еще много дел. Чертовски много, а я уже далеко не молод…

Предсказатель рассмеялся, громко и неприятно, потом взгляд его вновь стал серьезным.

– Линии, – пробормотал он опять. – Рожден в день Пророка… – Он покачал головой. – Что ж, маленький Фаустус, быть может, мы еще свидимся когда-нибудь. Звезды не лгут!

Он щелкнул поводьями, и повозка тронулась с места.

Она медленно катила к Нижним воротам, и ее заволакивало туманом. В последний миг Иоганн снова услышал тонкий жалобный писк, и, прежде чем повозка окончательно скрылась из виду, парусиновый навес дрогнул и натянулся, словно кто-то в отчаянии пытался порвать его. Еще мгновение, и туман опустился за повозкой непроницаемым белым занавесом.

Иоганн еще долго стоял посреди переулка, не в силах пошевелиться. Казалось, все это происходило во сне. Что было наваждением, а что – явью? Наконец он тряхнул головой и на негнущихся ногах вернулся на Рыночную улицу, где его тотчас подхватила людская масса. Музыканты не жалели своих инструментов, вино лилось рекой. Солнце уже скрылось за городскими стенами, а горожане все праздновали день апостолов Симона и Иуды – возможно, последний теплый день в этом году.

Уже теперь Иоганн знал: сколько бы лет ни прошло, он никогда не забудет колдуна.

1494 год от Рождества Христова, восемь лет спустя

Солнце жгло так, словно Господь решил испепелить этот мир.

Иоганн лежал с закрытыми глазами и всем телом впитывал тепло. Зима выдалась затяжная, за ней последовала сырая и холодная весна. Дожди почти не прекращались, временами шел град, и первые посевы смыло паводком, как это часто случалось в последние годы в Крайхгау. Только теперь, в июле, лето как будто вступило в свои права. Поля кругом Книтлингена золотились спелой рожью, и в ней так здорово было прятаться, чтобы подремать, предаться мечтам и увильнуть от работы…

Или тайно вкусить первый поцелуй возлюбленной.

Иоганн открыл глаза и незаметно повернул голову. Маргарита лежала рядом и нежилась под жаркими лучами. Никому не хотелось прерывать молчания. Ветер мягко шелестел в колосьях, и где-то в отдалении перекрикивались ласточки. Было воскресенье, и крестьяне в большинстве своем остались дома или отправились в один из многочисленных трактиров. Лишь немногие вышли работать в поле. Посреди их укрытия высился древний каменный крест. Иоганн только вчера хорошенько утоптал вокруг него землю. Если сидеть и не вставать в полный рост, никому и в голову не придет искать их здесь.

Идеальное укрытие для влюбленных.

Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы увлечь сюда Маргариту. Несколько дней Иоганн увивался вокруг нее, но не решался заговорить. В конце концов он написал ей зашифрованное письмо, как не раз уже делал это прежде. Это был их маленький секрет: Иоганн прокалывал некоторые буквы крошечной иголкой, и из них в итоге складывалось послание.

В этот раз Иоганн сообщил, что будет ждать ее здесь, чтобы показать новый трюк. Какой именно, он не написал.

В последние годы Иоганн часто ходил на подворье Книтлингена, расположенное совсем недалеко от родительского дома. Маргарита, сколько он помнил ее, всегда смеялась над его фокусами и с интересом слушала, когда он пересказывал басни Эзопа или что-нибудь из греческих комедий, прочитанных в библиотеке Маульбронна. Детьми они нередко резвились на сеновале или прятались в больших ящиках для фруктов. Но эти времена давно прошли, у Иоганна над верхней губой уже появился черный пушок. Пару месяцев назад ему исполнилось шестнадцать. Как и Маргарите. Местные парни уже давно бросали на нее похотливые взгляды.