Но старик будто не слышал слов капитана. Он напялил повязку на место и подавился приступом смеха, весьма напоминающего звук, с которым шелушат чешую рыбы. Потом также неожиданно смолк, жадно опустошив очередную кружку, и прохрипел:

– ОН был не один… с ним гарцевало еще десятка два Черных Ангелов. ЕГО не брала ни пуля, ни сталь… Кольчуга и кираса на его груди заговоренные… Вот эта рука пыталась убить Vacero,– Рипозо протянул свою левую руку, которую все время держал под столом, и только сейчас Луис и Винсенте узрели, что на ней нет ни единого пальца. Ладошка была круглой, как лопатка для тапиоки11 или бразильской рападуры12.

– Да-а,– вздохнул старик.– Когда-то Рипозо был левшой, и его рука не знала промаха… А вот эти глаза,– он провел культей по повязке,– видели родные горы. Но видели и ЕГО, и поэтому он ослепил меня, как и других…

– Ну, а что же было дальше?

Сержант, позабыв об обиде, не спускал глаз с рассказчика. Однако индеец молчал, красноречиво уставившись на пустую кружку.

Лопес, взволнованный пересказом уже известной ему истории, поторопился с пивом.

– А дальше… – краснокожий колупнул ногтем свой нос и опустил голову.– Дальше мы растеряли друг друга: кто оступился и разбил себе голову о камень, кто утонул, и пончо сделалось для него саваном, кого загрызли волки или убили индейцы яхи… Не знаю, как я сам остался жив. Наверно, так было угодно Великому Духу… Счет дням был потерян… Я умирал от жажды и завидовал мертвым. Я молил небо, чтобы оно подарило мне встречу с горным львом13 или гремучкой, только бы побыстрее уйти в Страну Теней… Шкура моя пересохла на солнце и стала темнее старой седельной кожи, когда каменщик Санчес, возвращаясь из Пасо-Роблес, отогнал от меня грифов. Этих стервятников всегда тянет к трупам, как и тебя, сынок… Ставлю гончарный круг против трехквартового ведра пива, ты приехал в Сан-Ардо не в погоне за головой Анжело.

– Откуда знаешь? – Луис, ошарашенный ответом, чувствовал, как его забирают слова слепого. Прозорливость старика беспокоила и оставляла на душе тяжелый осадок.

– Ну вот, мы и подобрались к сути,– глухо ответил он,– может, я хоть из тебя, Рипозо, сумею, наконец-то, вытряхнуть тайну Vacero. Где я могу найти эту тварь?

– Э-э! Не торопись заседлывать коня, белый. Твоя решимость и голос воина нравятся мне. Ты прям и чист, как стальное лезвие ножа; твой помощник не может похвастаться этим, но ведь я сразу сказал тебе: расскажу лишь то, что знаю…

– Как это понимать? Я дал тебе хорошую цену за твою болтовню!

– А я дам тебе хороший совет, сынок,– индеец поманил пальцем драгуна, и, когда тот придвинулся, шепнул:

– Рубить ЕГО надо только по шее…

– И это всё, что ты мне хотел сказать?

– Это немало. Ты думаешь, Рипозо старый дурак и по-прошайка?

– Старый – да. Попрошайка – возможно, но не дурак.– Индеец благодарно улыбнулся и упрямо повторил: —Только по шее… Запомнил? Повтори. Мне показалось, что ты произнес «да»…

– Да, да! – нервно откликнулся де Аргуэлло, ощущая себя полнейшим глупцом.– Но с чего ты это всё взял? И почему я должен верить бродяге? А может, тебе всё приснилось спьяну?

– Слепой не может видеть снов, амиго. И вот почему ты должен мне верить: я мщу за тьму моих глаз. Я люблю эту землю, но мне никогда не суждено больше видеть ее.

Тиберия в каком-то судорожном огне обмакнула пальцы в глиняную чашку, полную цветочного меда с перетертыми листьями женипапо14, и провела ими по его рту, шее, плечам, животу… Потом припала губами к желанной плоти и жадно, со стоном принялась покрывать Луиса горячими поцелуями.

В ее крохотной спальне, куда еще утром пожаловал незадачливый Риос, сейчас крепко стоял запах сигарного дыма, пота и перечной страсти.