– А если этого не случится, ваша светлость? – комендант следил за стариком беспокойным взглядом.– Вы окажетесь крайним, простите… А что будет потом, догадываетесь?

Губернатор поднял уставшие глаза и встретился с упорным взглядом черных глаз де Хурадо.

– Боюсь, после сего вам уже никто не подаст руки…

– И вы тоже, Ксавье?

– Не знаю,– уклончиво ответил тот, опуская настороженные глаза.– Возможно, дети и жена уже будут оплакивать своего отца на могиле.

«Вот ведь уж, как опять извернулся»,– усмехнулся в душе де Аргуэлло.

– Ладно, довольно сгущать краски, мой друг, уж кто-кто, а вы сумеете выйти из всех передряг. Ну, а искать виновных в сем деле будет несложно… Кто не виновен, кто хоть раз не влез в политику? Меня обвинят уже только за то, что я губернатор, и вынесут приговор…

– Прошу простить меня,– комендант улыбнулся одними узкими губами.– Я знаю, вам претит казарменная откровенность, ваша натура… Мораль…

– Хватит петлять, амиго. К чему эта велеречивость? А о морали забудьте; кто знает, сколько нам осталось сидеть на этой пороховой бочке? Помните, как у Данте28: Lasciate ogni speranza voi ch’entrate…29

– Ну, если так,– Ксавье оживился и вежливо вытянул руку на ореховой столешнице.– Извольте. Вы не помните анекдот, ваша светлость, что прокаженный сказал шлюхе?

– «Оставь сдачу себе?» – ответил через заминку губернатор с некоторой небрежностью, за которой скрывалась настороженность.

– Именно так, ваша светлость,– поторопился комендант, с трудом справляясь с голосом.– Я разумею, вам стоит так же ответить и русским.

Эль Санто громко и истово высморкался, спрятал платок в карман атласного камзола и потребовал, вопросительно вскидывая брови:

– Нельзя ли яснее?!

– Ясность тут одна, ваше высокопревосходительство. Испанцы со времен великой Конкисты не разучились держать оружие в руках.

– Но откуда нам взять силы? – старик, запаляясь, приподнялся в кресле.

– Силы? О, они всегда появляются, когда нужны. Я более чем уверен: гарнизона Монтерея хватит отбить атаки этих варваров. А если присовокупить к этому эскадрон вашего старшего сына Луиса, да волонтеров Сальвареса, то мы вполне бы могли рискнуть взять штурмом их форт. Разве это не решение всех проблем? Если заговорят пушки – слов уже не услышать.

– Боже мой! Какое красноречие, Ксавье! А ну-ка, придержите язык, любезный, пока не испачкали его в крови патриотов. К чему вы всё призываете к войне?! Вот до чего доводит карьеризм. Вы любите только себя. Хотя, признаться, вы и себя любили не очень красиво…

– Но что же нам делать? Если молчит Мехико? Если молчит Мадрид?

– О да! Этот вопрос, как гаррота, душит и меня. Почему до сих пор нет гонца?.. Нет предписаний?..

«По-че-му?» – мысленно по слогам построил губернатор, чтобы убедиться, что такой вопрос существует и имеет смысл. Такой вопрос, конечно же, существовал и имел смысл, но был до такой степени чудовищен и страшен, что дон Хуан вновь вжался в кресло и в отчаянье сдавил подлокотники. Ему было жаль себя, Монтерей, на обустрой-ство которого было брошено столько времени и сил… было и жаль солдат, ибо случись завтра непоправимое, никто и никогда даже не попытается разобраться в этом узле его терзаний и мук. «Господи, а если тот бред, что говорил Сальварес, действительно правда? – подумал он и содрогнулся.– Бедные мои дети, что ждет их в новом мире? Может быть, новые палачи? А я?.. Сам-то я что? – Эль Санто плотно сжал губы.– Нет, ничего не выйдет. Я по рождению и по духу буду всегда принадлежать к старому миру».

Старик закрыл глаза, чувствуя, как при звуке крепостного колокола обливается кровью сердце в его груди, точно каждый звенящий удар приближал крах империи.