– Она отошла на минутку, сейчас вернется, – сказала я.

Парень с кроссовером остался подождать, священник же решил вернуться попозже. Он явно торопился, и, когда он отъезжал, я заметила, что на заднее сиденье его универсала набилась целая семья; похоже – индейцы.

– Как твои дела, Роджер? – обратилась к визитеру вернувшаяся Мэтти, а мне сказала:

– Чувствуй себя как дома, моя хорошая. Я быстро.

Она протянула мне оранжевую кружку с маленьким носиком – кружка, вероятно, была специально сделана для детей. Интересно, наливают в такие кружки тоже через носик? Как только Черепашка получила кружку, я поняла, что она ее уже никогда не отдаст.

Роджер заехал на платформу, рядом с которой стояло какое-то красное устройство с множеством кнопок и циферблатов. Мэтти включила его, отчего передние колеса машины завертелись, после чего заглянула под капот автомобиля и принялась что-то подкручивать. Все было сделано чисто и аккуратно. Никогда не видела, чтобы женщина так разбиралась в механике. Я даже испытала что-то вроде гордости. В Питтмэне, если бы женщине пришло в голову открыть мастерскую, ее мигом бы вышвырнули из бизнеса. Или ругали так, что у вас уши бы свернулись в трубочку.

– Если Иисус и правда наш Господь, – сказала я себе, – он никогда не позволит, чтобы эту замечательную женщину забросило куда-нибудь взорвавшейся шиной. И меня заодно с ней.

Мэтти с Роджером подошли к стене из покрышек и сбросили вниз парочку небольших, но пухлых. Покрышки шлепнулись на землю, отчего мы с Черепашкой подпрыгнули. Роджер взял одну и принялся постукивать ею о землю, словно это был баскетбольный мяч. Говоря с хозяйкой, он производил губами разные вибрирующие звуки, вероятно, объясняя Мэтти, что не так с его машиной. Мэтти слушала с интересом. Видно было, что она хорошо относится к Роджеру, хотя он был лыс, краснолиц и казался несколько высокомерным. Но она держалась с ним очень приветливо.

Когда Мэтти вернулась, Черепашка уже выпила свой сок и теперь постукивала кружкой о покрышку, явно требуя еще. Мне стало неловко.

– Хочешь еще сока, милая? – спросила Мэтти голосом, которым взрослые говорят с детьми. – Какая я умница, что принесла сюда всю бутылку!

– О, прошу вас, не нужно, – сказала я. – Мы и так засиделись. Я должна сказать вам всю правду. Я сейчас не смогу купить у вас даже одну шину, не то что две. По крайней мере, пока не найду работу и место, где жить.

Я подняла Черепашку, но та, явно давая понять, что хочет еще сока, принялась колотить мне чашкой по плечу.

– Не переживай, моя хорошая. – Я предложила не потому, что хотела тебе что-то продать. Мне показалось, что вам обеим нужно отдохнуть и прийти в себя с дороги.

Она взяла из рук Черепашки кружку и наполнила ее. Оказывается, на ней сверху была откидывающаяся крышечка. Я об этом и не подумала.

– У вас, наверное, есть внуки, – предположила я.

– Да, что-то вроде этого…

Она протянула кружку Черепашке, и та присосалась к ней, поквакивая, будто лягушонок.

Я спросила себя, как может быть «что-то вроде» внуков.

– У нас здесь так сухо, что детки быстро обезвоживаются, – сказала Мэтти. – Даже и не заметишь. Нужно за этим следить.

– Ясно, – кивнула я.

Мне подумалось: а какие еще опасности подстерегают ребенка, если за ним не уследить? Как же я с ней управлюсь? Не сваляла ли я дурака, когда увезла Черепашку из штата, где обитают чероки – ее народ? Теперь она, пожалуй, закончит свою жизнь в Аризоне высохшей мумией.

– И какую же работу ты ищешь?

Мэтти сполоснула чашки и, перевернув, поставила на полку, над которой висел календарь с изображением индейца с голой грудью и женщиной на руках. На голове у мужчины красовались перья, вокруг бицепсов – золотые браслеты. Женщина выглядела мертвой или, может, была просто без сознания.