В конце концов, он заявил, что все это – из-за его ноги, и, что бы она ни говорила, не отступался от своего мнения. Постепенно она вообще перестала с ним разговаривать, и, лежа ночью на спине, чувствовала, будто на ноющий позвоночник давит не младенец, а чувство вины.

Лу Энн вспоминала, как через пару недель после аварии она везла его на кресле с колесиками по белому коридору больницы, чтобы забрать домой. Ощущение полноты жизни распирало ее, она очень гордилась собой, ведь в этом кресле было все, что она любила и что ей было дорого. То, что она едва не потеряла мужа, делало его еще более драгоценным в ее глазах. Один из врачей сказал, что жизнью он обязан своему сапогу, и Лу Энн готова была расцеловать этот сапог, хотя после аварии никто точно не знал, куда он задевался. Сапог застрял в двери пикапа, отчего Анхеля проволокло по дороге несколько сот ярдов, пока машина не рухнула в ирригационную канаву на восемьдесят шестом шоссе к западу от Тусона. Как ни странно, пикап почти не пострадал. В кабине лежала бутылка виски «Джим Бим», которая даже не разбилась. Ногу пришлось отнять, потому что ее всю перекрутило и раздробило, но врач сказал, что, если бы Анхеля сразу выбросило из кабины на такой скорости, он бы погиб мгновенно. Лу Энн мимоходом подумала, что доктор это сказал, чтобы ее мужу было не так горько расставаться с ногой, но решила просто поверить ему на слово.

Привезя мужа домой, Лу Энн бросила работу на полставки в дневной школе «Три медведя», чтобы заботиться о нем. Она убедила Анхеля, что его пособия по временной нетрудоспособности им на житье хватит – пока он не вернется на свой завод по розливу спиртного. Она целыми неделями сидела с ним на кровати, играя в джин рамми, а еще бегала в магазинчик Ли Синг, чтобы принести ему все, что он хотел. Лу Энн очень нравилось, что он всегда просил что-нибудь конкретное – сдобный пирог от «Миссис Смит» или бифарони. Она и не догадывалась, что Анхель вообще не знал, что продукты бывают разных марок – если речь не идет, понятно, о пиве. Ни до, ни после им не было так хорошо вместе.

За все это время рана Анхеля ни разу не вызвала у Лу Энн отвращения. Когда культя зажила, она совершенно спокойно трогала ее, чего сам Анхель не делал никогда. Своей гладкой кожей и беззащитным видом культя напоминала ей пенис – Лу Энн всегда казалось, что он странновато смотрится на теле мужчины. Когда Анхелю выдали протез, она поначалу восхитилась тем, как ладно он скроен, а потом вовсе уже о нем и не думала. Протез лежал на полу с его стороны кровати точно так же, как с ее стороны лежал, свернувшись клубочком, их кот Снежок. Анхелю понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к своей новой ноге, но постепенно он выучился обходиться с нею почти без проблем. Ну, разве что не мог носить свои ковбойские сапоги – по какой-то причине шарниры на стопе протеза были недостаточно гибкими, чтобы влезть в голенище. С другой стороны, Анхель уже давно не был ковбоем – так что Лу Энн вообще не понимала, почему этот несчастный случай должен хоть как-то изменить его привычную жизнь.

К той пятнице, когда Анхель ушел от жены, он уже давно работал на прежнем месте. Вряд ли он намеренно подгадал сделать это на Хэллоуин. Скорее всего, важнее было то, что по пятницам ему выдавали зарплату. Лу Энн, конечно, такие соображения в голову не приходили, ведь она понятия не имела, что именно в этот день муж решит ее бросить.

Она сидела в приемной доктора Пелиновского, ожидая, когда ее позовут в смотровую – шел седьмой месяц беременности. На коленях, полускрытых животом, у нее лежал журнал, но она смотрела не в него, а на большой настенный календарь, где уместились все месяцы. Она волновалась по поводу своих сроков и дня рождения ребенка. Рождество с момента аварии стало для Лу Энн и Анхеля непростым днем, и они почти вовсе перестали его отмечать. Если родить именно тогда, то день рождения ребенка будет ежегодным напоминанием об аварии. Кроме того, Лу Энн вычитала в «Макколс», журнале для женщин, что дети, которых рожают в Рождество, чувствуют себя обманутыми, потому что лишены своего, и только своего, собственного дня. Хотя рожать на следующий день, когда всем уже надоело праздновать, было бы еще хуже. Она решила спросить у доктора, нет ли способа сделать так, чтобы ребенок появился до Рождества, хотя понимала, что таких способов просто не бывает.