– Моя игра, – Наринский рассмеялся, – звучит почти как «Моя борьба». Кстати, вы читали эту книгу? Ее написал бездарный игрок.

– Вы называете его бездарным, потому что он проиграл? А если бы Гитлер выиграл?

– А он не мог выиграть. В эту игру во всяком случае…

Знахарь промолчал, и Наринский продолжил:

– Моя игра… Ну что же… Я не буду рассказывать вам всего, тем более, вы не обижайтесь, но без овладения предварительной информацией вы просто не поймете меня. Помните, я рассказывал вам в Нью-Йорке о бескровной интервенции? О войне без выстрелов и танков? Хорошо. Я участвую в игре, которую мы будем называть «мягкое вторжение». Вы блестяще выполнили, не без нашей, конечно, помощи, но все равно блестяще – прорыв к вершине пирамиды русской мафии в Америке. А теперь настало время сознательного сотрудничества. И я жду от вас ответа.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас. Вы сами видите, что наш не такой уж и длинный разговор привел к полному открытию карт.

– Так уж и полному! – Знахарь засмеялся, – что я, эфэсбэшников не знаю?

– Голубчик! – Наринский всплеснул руками, – вы что, ничего не поняли? Ну да, для всех мы трое, сидящие напротив вас, сотрудники ФСБ. Но как, простите, мы будем играть, если один из нас будет учителем, другой – дворником, а третий – токарем?

– А четвертый – вором в законе, – подхватил Знахарь.

– Э нет, дорогой, – Наринский покрутил перед носом Знахаря розовым пальцем с ухоженным ногтем, – так не пойдет. Вы прекрасно понимаете, что без властных возможностей Игроком не станешь. И вы тоже имеете эти возможности. Вам косвенно подчиняются десятки тысяч людей, пусть преступников, злодеев, но людей, которые, кстати, обладают влиянием на ход событий. Эти люди решительны, сильны и безжалостны. Чем не солдаты? Итальянцы так и называют низовых членов «Коза ностра» – солдаты.

– Оно конечно. Только…

– Что – «только», – Наринский подался вперед.

– Только я не хочу играть. Мне не по душе эта игра.

– Да что же это! – воскликнул академик Игры, хлопнув себя по колену. – Уж не воровская ли честь взыграла?

– Конечно, нет. Какая уж там может быть честь… Честь – она одна на всех.

– Так в чем же дело? Вы же Игрок, самый настоящий, стопроцентный, заядлый!

– Может быть, – Знахарь взял фляжку и, отвинтив крышечку, допил коньяк, – хороший у вас коньяк, Владилен э-э-э… Простите, забыл отчество.

– Владилен Михайлович.

– Спасибо. Так вы, как я понял, ждете от меня ответа?

– Совершенно верно.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Отвечаю – нет.

– Нет?

– Нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Нет.

Наринский оглянулся на равнодушных спецов, потом посмотрел на Риту долгим и непонятным взглядом, вздохнул и, взяв со стола фляжку, потряс ее около уха.

– Вы негодяй, Константин. Как вы могли вылакать весь коньяк, не оставив мне!

Вздохнув еще раз, он засунул фляжку в карман и встал. Вслед за ним поднялись спецы и, к великому удивлению Знахаря, Рита.

– Желаю здравствовать, – сказал Наринский, не глядя на Знахаря и, повернувшись спиной, пошел прочь.

Спецы и Рита направились за ним.

– Рита! – непроизвольно вырвалось у Знахаря.

Она остановилась и, повернувшись к нему, сказала:

– Я люблю тебя. А еще я – Игрок.

И ушла вслед за смешавшимися с толпой гостей Игроками.

Знахарь посмотрел наверх и увидел темно-синее небо, усыпанное звездами.

Оно показалось ему пошлой мазней бездарного художника, и Знахарь, опустив взгляд и заметив мелькнувшего в стороне официанта, решительной походкой направился к нему.

Вечеринка была довольно скучной.

Приглашенные, а было их не менее пяти сотен, бродили вокруг белокаменной виллы по извилистым дорожкам и, держа в руках коктейли, постоянно раскланивались друг с другом. При этом все улыбались так счастливо, будто видеть перед собой сотни таких же расфуфыренных гостей было величайшим счастьем, какое только может испытывать человек.