– Боже мой! Что твориться! – воскликнула в ужасе тетя.

– Власов! Власов! – завопил я, пытаясь дозваться нашего сторожа.

Мы стали звать старика хором. Тщетно. Собаки, запертые в вольере, бешено лаяли и бросались на сетку, но никто другой не откликался на наши призывы. Лишь некоторые зайцы поводили ушами и поворачивали головы, на секунду отвлекшись от увлекательного занятия.

Я стал кидать в грызунов что ни попадя и кричать: кыш! подите все прочь! Но и это не принесло результатов. Зайцы не обращали на мои жалкие потуги никакого внимания. Они прыгали уже под самыми окнами.

– Постой! – вспомнила тетушка, – У нас же есть револьвер!

– Правда!

Вскоре бесстрашная женщина стояла у раскрытого окна, широко расставив ноги, и держа на вытянутых руках Смит-и-Вессон.

– Иван Прокопьевич когда-то учил меня им пользоваться. Мы стреляли по бутылочкам. Зажми уши.

Я закрыл уши и зажмурился. Я прекрасно знал, что звук от выстрела очень и очень громкий.

Тетушка прицелилась, как смогла, и выстрелила. Дымящийся револьвер упал на пол.

– Господи, Боже! – вскричала Антонина Григорьевна.

Она стояла, отвернувшись от окна и поджав одну ногу, как будто увидела на полу мышь.

– Смотрите, они разбежались! – обрадовался я.

Действительно, выстрел произвел небывалый эффект. Длинноухие захватчики разбежались, а у ближайшего к нам куста смородины визжал и конвульсивно подергивался раненый заяц.

– Пойдем смотреть! – я потянул тетушку за рукав.

– Я его убила?

Антонина Григорьевна выглядела удивленной и напуганной. Она никогда никого не убивала. Ну, разве что снимала кожу, и разделывала.

И для меня это было странно. Разве между убийством и разделыванием туши большая разница? Ведь мертвую рыбу, или того же кролика мы воспринимаем как пищу, не более. И никаких угрызений совести, при этом, не ощущаем. Но, почему? Потому что имеем устоявшуюся привычку? Или потому, что Бог разрешил убивать их? Убивать с единственной целью: удовлетворить нашу естественную потребность…

– Ранила! – крикнул я, и бросился со всех ног на улицу.

Подбежав к умирающему зверьку я, все-таки, не осмелился подойти к нему вплотную, а остановился в паре шагов. У косоглазого оказалась прострелянной шея, и из нее толчками выходила алая кровь, заливая пушистую шкурку. Я не был таким же бесстрашным как мой дядюшка, чтобы добить кролика. К тому же, у меня не хватило бы сил, чтобы как он, сломать ему шею.

Я обернулся. Тетушка все так же стояла у окна. Испугавшись содеянного, она решила не выходить. Что в том хорошего – смотреть на исходящее кровью животное, которое ужасно мучается.

– А где Власов?! – выкрикнула она, – Скажи, чтобы он позаботился о животном! Пусть возьмет и похоронит где-нибудь за оградой.

– Сейчас! – выкрикнул я, и побежал искать старика.

Странно, но его нигде не было. Я обыскался, заглядывая то на конюшню, то в старый сарай с садовыми инструментами. На сеновале и в дальнем конце сада Власова так же не оказалось. Я поспешил доложить обо всем тете.

– Зайди в дом и запри дверь, – строго приказала она.

Я, не смея возражать ей, побрел исполнять приказание. Пока я ходил, Антонина Григорьевна закрыла внизу окна. До самого вечера она не произнесла ни слова. Ее била нервная дрожь.

К десяти часам вечера мы сели поужинать. Атмосфера была гнетущей и удручающей. Мало того, что тетушка молчала все это время, лично меня мучал вопрос: куда подевался Власов? Еще во время завтрака, когда я со скуки выглядывал через окно, я уже не видел его. Куда он пропал со своего места? Решил проведать гнедого? Но странное дело: я искал старика на конюшне, и там его не было! Не сбежал же он домой, в самом-то деле? До возвращения Ивана Прокопьевича, ему было приказано охранять нас. А, может, в лес? По грибы да по ягоды? Хотя, какие грибы?! Старик не мог нарушить приказа. Вот если бы он пошел искать жемчуг? Это другое. Я бы и сам пошел, наплевав на запреты. Вдруг там и вправду, клад? Недаром он так хитро прищуривался. Разузнал чего-то, и вознамерился сам добраться до дядюшкиных драгоценностей. С другой стороны: почему «дядюшкиных»? Иван Прокопьевич и полсловом не обмолвился о якобы запрятанных в лесу побрякушках. Все это выдумки. Наверняка, выдумки. Но почему тетушка упрекала его в скрытности? Странно все это. Странно, и ужасно загадочно.