– Я тогда вернусь чуть позже на корабль визиря, чтобы не смущать больше тебя, царь, своим присутствием, – обратился я к ней, – мои спутники отправятся в изоляцию со мной, чтобы много не болтали. С визирем поговори ты сама.

– Конечно, – махнула она рукой, явно очень сильно довольная нашей сделкой, – у тебя и так были земли, принадлежавшие тебе по праву, но по прибытии я выделю тебе лучший участок сразу в одном месте, чтобы ты ни в чём не знал недостатка.

– Благодарю тебя, царь, – склонил я голову и вышел. Чтобы вскоре перебраться на свой корабль.

Первым, кто меня увидел, был Меримаат, который, захлёбываясь от слёз радости, бросился обниматься.

– Друг! Ты вернулся! – тискал он меня, не совсем подобающе для царской персоны, поэтому я решил над ним пошутить.

– Друг! Я так соскучился! – я стиснул его своей хваткой, так что у него хрустнули рёбра. Он вскрикнул от боли, попытался выбраться, но не тут-то было. Я обнимал его, радовался, что снова его увидел. Правда, стоило ему посмотреть мне в глаза, как он тут же всё понял, мой взгляд не изменился, и он точно был не как у Тутмоса.

– Это ты?! Снова! – испугался он, отшатнувшись от меня.

– Тс-с-с, – я поднёс палец к губам и, показав рукой молчать, повёл их с моим воспитателем в крытую часть кормы. Когда мы остались одни, я сказал, что мы с Хатшепсут решили не смущать больше народ моей божественной сущностью, а потому я теперь снова их любимый друг и воспитанник, отправляющийся в самоизгнание. Заодно, чтобы мне не было скучно, со мной поедут и они двое, я обо всём договорился!

– Но как же так, это же неправильно, – Меримаат был ошеломлён таким нашим коварством с Хатшепсут.

– А кто будет много болтать, тому отрежут язык? – полюбопытствовал у меня более взрослый и опытный Бенермерут.

– Вместе с головой, – кивнул я, – чтобы два раза не вставать.

Он удручённо покачал головой.

– А как же визирь?

– Хатшепсут сказала, сама с ним поговорит.

Оба были недовольны случившимся, но, понимая, чем грозит их болтовня, просто отсели от меня и стали тихо разговаривать, косясь при этом на меня. Вечером на борт поднялся мрачный и подавленный Усерамон, который не пригласил меня сегодня заночевать с ним в шатре, что я отметил сразу, но зато он вызвал меня на разговор.

– Я благодарен тебе, бог Монту, что не передал наши разговоры царю, – тихо сказал он, когда мы остались одни в окружении его доверенной гвардии.

– Какой мне в этом смысл? – я пожал плечами. – Я говорил тебе, визирь, и повторю ещё раз, я не хочу ни во что вмешиваться.

– Да, только ты отнял у нас главное – надежду, – он покачал головой, – теперь ни мне, ни нашим союзникам незачем бороться. У нас нет больше царя, за которым мы можем идти. Царь Хатшепсут вскоре сместит нас всех и поставит своих людей на освободившиеся места.

– Ты прям уж сильно пессимистичен, – я его понимал, но мне зачем их проблемы, – царь может вернуться в любую минуту.

– Для народа он уже здесь, – он отрицательно покачал головой, – что ж, я понимаю тебя бог Монту и не могу ни в чём винить. Прощай.

– Прощай, визирь, – ответил я и вернулся на корабль, где и провёл остаток ночи.

Путь в Фивы, нынешнюю столицу Верхнего и Нижнего Египта, как меня неоднократно поправляли местные, поскольку я привычно говорил просто Египет, был мало чем для меня запоминающимся. Мы нигде, кроме ночёвок, не останавливались, и всё время поднимались на юг, проплывая мимо огромных полей пшеницы и ячменя, где над ирригационными сооружениями, которые участвовали в их поливе, работали сотни и тысячи людей. Всё, что я делал, – ел, спал и бездельничал, в общем, ровно то, что любил, и ко мне, после того как мы поладили с Хатшепсут, не лез больше никто. Я слышал кого-то, правда, ночью скормили крокодилам, а в остальном путешествие проходило без малейших происшествий.