– Мой царь, кто это?

Я на него посмотрел как на идиота и оставил слова без комментариев. Кошка лишь фыркнула со своей стороны, заставив испугаться Хейру и отдёрнуть от Бастет на мгновение руки. Рехмир покраснел.

– Я понял, мой царь, просто ваша спутница, – постарался он взять себя в руки.

– Чем меньше ты будешь обращать внимание на неё, тем лучше, – ответил я, – то же передай всем интересующимся.

– Мой царь, но она сидит на руках у твоего величества, который не был замечен раньше в большой любви к животным, спит на любимом кресле моего царя, на которое никто не мог раньше даже присесть, – попытался оправдаться он, – это не может не вызывать вопросов у людей. Я уже молчу про сокола, который находится в кабинете твоего величества.

– Рехмир, зачем пришёл? – поинтересовался я у него, меняя тему.

– Мой царь, мы хотели поговорить до отъезда твоего величества, – напомнил он мне, – я бы хотел попасть на приём первый, пока твоё величество находится в столице.

– Ты стал дерзок, мой друг? – изумился я, открывая глаза. – Намекаешь мне, что я чаще там, чем тут?

Рехмир снова покраснел, но отнекиваться не стал.

– С недавних пор царь Хатшепсут стала всё меньше уделять внимания государственным делам, а больше воспитанию наследника, – дипломатично ответил он, – на меня свалилась куча дел, которыми должны заниматься только царь или его супруга.

– У меня этих супруг… – начал я, но тут же понял, что он прав, старшей женой была Хатшепсут, которая вдруг решила самоустраниться, а других я не назначал. Дел же у фараонов была реально тьма. Куча всяких праздников, выходов к людям, участие в жертвоприношениях и прочем, что меня мало интересовало, но делать всё это было нужно, поскольку для народа в этом и заключалась роль царя. Бросить первое зерно в землю во время посева, срезать первый колос, когда пришёл сезон сбора урожая, и прочее, чем мне в целом не хотелось заниматься самому.

– Пошли гонца к Небсению, пусть тот даст ему какое-нибудь красивое ожерелье. Его пусть тот преподнесёт царю Хатшепсут в качестве подарка и узнает, сможет ли моя любимая супруга принять меня, – приказал я ему, на что радостный Рехмир тут же позвал одного из своих помощников, и тот в припрыжку убежал к моему ювелиру.

– Понял, мне нужно решить вопрос с исполнением публичных царских обязанностей, – кивнул я верховному визирю, – что ещё?

– Я думал, твоё величество выделит мне как минимум день из своего графика, – весьма толсто намекнул мне Рехмир, – я бы хотел, чтобы мой царь посмотрел план перестройки столицы, высказал ремесленникам своё видение, как должны быть организованы почтовые станции на реке и прочее, что твоё величество поручил мне выполнить.

– Хорошо, Рехмир, завтра с утра этим и займёмся, – со вздохом решил я, – ещё нужно будет пристроить всех заложников, какие прибыли со мной с Ханаана, всё никак руки до них не доходят, ну и наконец разобраться с гаремом царя Шауштатара. Я бы хотел обсудить это с твоим дядей, но раз его нет, то, наверно, с тобой и новым главой канцелярии Южного Египта.

– Слушаюсь, мой царь, позову его на встречу, – склонился Рехмир, – не смею тогда больше отнимать время отдыха у моего царя.

«Пойду пройдусь, осмотрюсь», – чистая Бастет поднялась на лапы и пошла в сторону выхода.

За ней тут же пристроились выделенные для неё охранники и Хейра, извинившись передо мной, побежала за ней следом, рассказывая по ходу их движения, что это за помещения. Зрелище было сюрреалистичным до умопомрачения. Жена фараона и не последняя женщина при дворе шла и рассказывала обо всём кошке, которая важно шла рядом с ней, а за ними шествовали четыре охранника. Если при этом учесть, что у Хейры охраны во дворце не было, то я представлял себе, что там будет происходить по мере их продвижения.