– И раз уж ты так хорошо придумываешь подарки, может, мне ещё подскажешь, чем можно наградить Бенермерута? – поинтересовался я.

– Бенермерут, – Усерамон задумался, – здесь сложнее. Всю жизнь был предан царской семье, сам живёт небогато, особых пристрастий нет.

– Он себе трёх наложниц из царских жён взял, – сообщил я новость, сильно удивившую Усерамона.

– Никогда бы не подумал, что женщины в таком количестве, да ещё и в его возрасте так интересуют Бенермерута, – задумчиво сообщил он.

– Может, на продажу?

– Твоё величество даст своему слуге время на получение ответа на этот вопрос? – попросил он и после моего кивка добавил: – Мне нужно больше узнать о нём.

– Без проблем. Тогда на этом всё, жду от тебя новостей.

Визирь ещё раз поклонился, и мы вернулись на колесницу. Пересаживаясь в свой транспорт, он перекинулся парой предложений с сыном и, обнявшись с ним, вскоре отбыл обратно в сторону города. Когда пыль, поднятая его колесницами, спала, я нашёл взглядом глаза Ментуиуи. Военачальник мгновенно почувствовал себя неуютно и отвёл от меня взгляд, косвенно подтверждая то, что сказал визирь. Дальше вместо того, чтобы, как обычно, подъехать и выяснить причины моего недовольства, Ментуиуи направился в голову колоны и явно поговорил с остальными военачальниками, поскольку вернулись они ко мне все вместе.

– Мой царь, – колесница Ментуиуи поравнялась с моей, – мы можем поговорить?

– О чём? – я поднял одну бровь. – Р том, что вы, предатели, решили меня кинуть? Спешу вас обрадовать, после подписания контрактов легионеров, если вы попытаетесь оставить войско, я тут же прикажу лучникам застрелить вас как дезертиров.

– Твоё величество, – лицо Иамунеджеха исказилось словно от боли, – нам самим эта ситуация неприятна, мы просим разговора на вечернем привале.

– Хорошо, – кивнул я, и они, переглядываясь друг с другом, отъехали от меня.

Вечером, когда мы вступили в очередной город, которому вскоре предстояло прочувствовать на себе наше расквартирование в нём, меня встречали просто толпы восторженного народа. Все уже знали, что будет через пару дней, нужных нам для закупки вина и хлеба, так что весёлый и взбудораженный народ, съехавшийся в город со всей округи, кричал мне здравицу и радостно приветствовал воинов, нагло занимающих лучшие дома, несмотря на протесты их жильцов, которых выгоняли на улицу.

Меджаи на улицах привычно делали вид, что ничего особенного не происходит, жрецов и градоправителей не было видно вовсе, видимо, и до них дошла информация о том, что происходит с самыми яростными обличителями моей деятельности.

Хопи выгнал из хорошего, большого дома хозяев и их слуг, поскольку в нём разместился я вместе с охраной и Меримаатом с Бенермерутом. Спустя четыре часа, когда всё войско встало на постой, ко мне подтянулись военачальники. За стол я их не пустил, заставив стоять передо мной всё то время, пока я молча насыщался. Доев мясную похлёбку с бобами, я вытер руки о полотенце и сделал глоток вина, запивая ужин. Только после этого поднял на них спокойный взгляд.

– Слушаю.

– Мой царь! – Ментуиуи упал на колени и следом это сделали все остальные, – мы как могли оттягивали это разговор, поскольку пытались договориться, чтобы всадники, находящиеся на службе у твоего величества, остались в войске. Но это оказалось просто бесполезно. Представитель Сененмута остался неумолим, заявив нам, что либо все мы переходим в войско царя Хатшепсут, либо сделка вообще отменяется.

– Вы могли мне сказать о том, что вам поступило такое предложение, – я холодным взглядом посмотрел на него, – не буду говорить, сколько и чего вы заработали в походе со мной, скажу только одно – дезертирства я не потерплю. Все, кто нарушит контракт и клятву, будут казнены.