Фарамунд затаил дыхание. Старый кузнец щупал ему ладонь, разминал, тер, едва не нюхал.

– Да, мог быть, – определил Гнард с некоторым затруднением. – Но давно. Когда держишь молот, то мозоли здесь и здесь… а у тебя их нет. Но мужик ты здоровый. И руки у тебя… гм… я бы сказал, что привыкли держать скорее топор, чем лопату.

– Я был воином?

– Нет, от боевого топора мозоли другие.

– Столяром?

– Нет, на столяра не тянешь. Даже на плотника! Но вот на лесоруба…

Фарамунд спросил с недоверием:

– Это ты определил по мозолям?

– У тебя вообще нет мозолей, – ответил Гнард, в глазах было удивление, рассматривал Фарамунда с подозрительной настороженностью. – Но и на благородного не тянешь!.. У тебя не ладонь, а… как будто один мозоль расплескали по всей ладони. Тоненько так это… но твердый, как конское копыто. Ладно, ты пиво хоть пьешь?

– А что такое пиво?

Гнард рассмеялся:

– Пойдем, угощу. Расскажу про пиво… и про женщин.

– Про женщин? – не понял Фарамунд. – Почему про женщин?

– А про что же еще говорить? – удивился Гнард.

Перед глазами Фарамунда возникло чистое девичье лицо. Как воочию увидел гордо приподнятые скулы, длинные ресницы и лучистые глаза, прямой нос, пухлые губы, красиво изогнутые, очерченные с предельной отчетливостью.

– Как остальные? – спросил он. – Люди, которые подобрали меня раненым?

Гнард хмыкнул:

– Да люди как люди. Все готовятся ехать… А их хозяйка… надо сказать, что более прекрасной я не видел за всю жизнь, сейчас с Фелицией, это наша хозяйка, жена Свена, в людской. Прядут или вышивают, не знаю.

Укол в сердце был неожиданно острый. Заныло, словно он недополучил солнца и воздуха, что не видел ее эти несколько дней, пока валялся в полузабытьи.

Гнард обнял его за плечо, повел через двор. Дверь лачуги Киззика, который один умел варить пиво, распахнута настежь. Оттуда, как пар, выкатываются плотные запахи чего-то кислого, терпкого…

Фарамунд торопливо осматривался на ходу. Бург, в который он попал, это такие длинные двухэтажные дома, что сходятся углами, а кое-где попросту переходят один в другой. Стоят по кругу, глядя на мир узкими окнами-бойницами. Есть и ставни: из дубовых досок, крест-накрест полосы из настоящего железа, штыри в стену вбиты глубоко. Пока выдерешь, двадцать раз голову пробьют. Хватит трех домов, чтобы образовать внутренний дворик, но в бурге Свена четыре добротных дома из толстых бревен, ошкуренных и просмоленных…

Внутренний двор широк, просторен. Колодец, коновязь, с внутренней стороны к стенам прилеплены мастерские, начиная от кузницы и кончая выделкой седел.

Больше рассмотреть и понять ничего не успел: Гнард впихнул к Киззику, закрыл дверь.

А за пивом, это такое слабое горьковатое пойло, он узнал не только про женщин, но и про саму крепость Свена из Моря, грозного и могучего воина, который в бою приходит в ярость, грызет щит, а силы его удесятеряются. Говорят, в приступе священного боевого гнева он становится неуязвим. Хотя почти из каждого кровавого боя он выходил, залитый кровью, как чужой, так и своей, но свои раны оказывались неглубокими, на нем заживало легко и быстро, а славой собрал под свою руку самых отпетых разбойников этих земель. Простых поселян заставил построить эту деревянную крепость, а их обложил на удивление малым налогом. Потому в селах, что под его защитой, народ плодится, иной раз из других краев приходят на эти земли и селятся, получая от него защиту.

В самой крепости вырыты глубокие подвалы, стены укреплены бревнами и досками. Запасены не только бочки с вином, но и мешки с мукой и зерном на случай долгой осады. Есть в избытке копченое мясо, окорока, свиные туши. В крепости, как уже и сам заметил Фарамунд, две просторные конюшни, кузница, собственная оружейная, хоть и плохонькая, отдельно барак для воинов, два строения для челяди. В крепости есть даже собственная провидица, что говорит о богатстве и знатности Свена, ведь лишние рты могут позволить себе держать только очень богатые и сильные люди…