Интересно то, что те, кто верят в народный дух или идею[42], считают, что народ имеет свою собственную философию и к этой философии в определённый отрезок времени может приспособить «народный дух». Подобные концепции в действительности не имеют никакой рациональной почвы. В то же время, не стоит утверждать, что народы в определённый период своей истории без всякой воли и собственного желания могли бы иметь связь с некоторыми философскими построениями и концепциями. Не соответствует действительности и утверждение, что народы, которые имели свои сложившиеся традиции, в случае если эти традиции противоречили чисто философским концепциям и понятиям, не нуждались в философии вообще и, соответственно, не могли принимать философию, и не имели возможности пробудить своё самосознание.

Подобные утверждения не имеют общих точек соприкосновения с мнением тех, кто считает, что народы имеют специальный, присущий им дух. Если народ не может понять идеи других подобных себе людей, то это чисто историческая проблема, не имеющая отношения к качествам и особенностям той или иной расы или нации. Так, персы познакомились с философией древних греков примерно через 1300 лет после её расцвета. До этого очень долгое время иранцы не обращали никакого внимания на мудрость и культуру других народов. Но что же мешало им изучать философию на протяжении столь длительного времени? Почему спустя многие годы и столетия они вдруг устремились к философии? Чтобы подстроить её под свои идеи и политические принципы? Какие изменения произошли в них, что заставило их пересмотреть своё мировоззрение?

Философия – это теоретическая наука, рассматривающая бытие и его особенности, задающаяся вопросом о чтойности (махийат) вещей и их сути (махийат-и ашйа’)[43]. Всякий раз, когда встаёт подобная проблема, любой народ, задающий себе такойо вопрос, в действительности вопрошает через призму философского взгляда на вещи. Данный вопрос принято называть «эллинским» (или «греческим») по духу. Если бы дух и идеи какого-либо народа имели подобные мысли, философы не ставили бы перед собою этой проблемы. Но в таком случае «греческий» вопрос остался бы без ответа.

Есть мнение, что восточные народы, в частности арабы и иранцы, не смогли проникнуть в суть и глубину идей древнегреческой философии. Возможно, есть необходимость получить правильные ответы на философские вопросы и задать эти вопросы непосредственно древнегреческим философам, чтобы получить на них ответы? Но философы, если даже их язык не является греческим, прекрасно понимают суть древнегреческой философии, они сохраняют и несут её в современность, сберегая основы этой философии. Греки задавали вопросы, но ответы на эти вопросы не были одинаковыми. Те, кто задавали свои вопросы, преследовали определённые цели и получали ответы в соответствии с задаваемыми вопросами. Вопросы древних греков часто касались сути вещей, их чтойности, пределов внешнего бытия[44]. Но также возникали вопросы и о том, что есть «бытие несомненности». Несомненностью мусульманские учёные называли само бытие или чтойность данной вещи, тогда как Рене Декарт утверждал несомненность самого знания об этих вещах.

Таким образом, вопросы философии исламского периода – те же вопросы, что задавали древние греки. Таким образом, то, что история философии находится под влиянием греческой традиции, и всякая философия, относящаяся к другим народам, не может существовать без этого влияния, будет правильным. Значит, не существует вообще никакой философии так называемого исламского периода? Неужели вообще нельзя говорить об исламской философии как таковой? Прежде чем попытаться ответить на эти вопросы, зададимся смежными вопросами: почему те, кто признают идеи об особом духе какого-либо народа, в своём большинстве довольно часто имеют поверхностные представления о самой сути философии? Почему одни народы перенимают традиции, в частности, философские, у других народов в какое-то определённое время, но не перенимают их в другой исторический период?