Итак, подобная логика – игра, имеющая определенную цель и пользу, но вступающая на очень опасный путь. Например, в такой философии ее лучшая сторона мышления, проявляясь, «скрывает» подлинный интеллект, так что это даже опаснее и страшнее самого профанного материализма. Материализм, в том числе и диалектический материализм, соответствует времени как результат его исторического проявления и является продуктом западной цивилизации[29].
Логика новейшего времени есть символ отдалённости от интеллектуального мышления. Её внешние «непонятности» и трудности не должны нас пугать. Так или иначе, те, кто критикуют Фараби за смешение религии и политики, задаются вопросом, как может быть так, чтобы философия в мировоззрении Фараби была эзотерической стороной религии?
Невозможно молчать перед скрытой опасностью, когда религия и философия вдруг становятся угрозой для интеллекта и рационального мышления. Те, кто управляют современным обществом, должны вести общество к справедливости, подлинной внутренней свободе, истинности, но на самом деле часто они выступают как защитники ценностей буржуазного либерализма.
Фараби в своей философии обращается к религии и устанавливает особого правителя праведного города, подобного божьим пророкам, называя их истинными мудрецами. Одной из целей Фараби было стремление возвеличить философский метод. Здесь может возникнуть множество вопросов, но мы обратим внимание на один простой пример: если кто-либо устроит уличное представление, поднимет шум и гам, причём представит простые человеческие понятия как абстрактные, человеческий язык как символ, сделав из всего этого какую-то тайну, а затем устроив из неё и никому не понятной абстракции театральное представление, основа которого, в свою очередь, будет зиждиться на логике и философии, то эта самая логика и философия станут критерием всякой истины. Что необходимо делать, видя такое абсурдное представление?
Во-первых, новая и новейшая логика используется как математическая логика. На самом деле это не математика, а представление математики в виде «связной речи».
Во-вторых, всё, что представляется в виде методологии, на самом деле это, с одной стороны, представление новейших наук как общего метода, с другой стороны – принижение всякого подлинного знания, что по сути является софизмом нашего времени. Софисты говорили, что человек универсален. Так или иначе, софисты потерпели поражение от рационалистов более двух тысяч лет тому назад.
Итак, всякий, кто отрицает знание и разум или прячет их под покровы некой тайны, на самом деле просто использует рациональный метод и знание в своих корыстных целях, и таких людей можно без колебания назвать подлинными софистами современности. Они, несомненно, будут унижены [Богом], ибо ограничили важность и мощь самой философии. В конце истории философии «новые софисты» будут называться философами, потому что они сели на место подлинных учёных. Когда наука считается исключительно «научной», способной представить человечеству могущество и силу управлять физическим миром, всякие знания должны оцениваться только этим критерием (то есть научностью в подлинном смысле), а всё, что выходит за рамки подобной науки, не должно считаться таковой, наоборот, отрицаться как неподлинное знание.
Выше описанные учёные, разумеется, не называются софистами. Более того, мы не имеем никаких претензий к представителям современных наук. По нашему мнению, они выступают как исследователи, давая науке новое дыхание. У нас есть претензии лишь к тем из них, кто отрицает мудрость и подлинное знание. Интеллект и познание такие люди ограничивают своим опытом, мирским и материальным миром. Такой интеллект они делают критерием всех научных принципов, включая метафизические. Подобный интеллект, по их мнению, имеет право давать и утверждать «истинность» для всего, что посчитает нужным. Они и есть софисты, и если они спросят относительно Горгия