– Одно без другого не бывает, – заметил Курт.

– Я ещё не сошла с ума, чтобы с тобой спорить, – сказала Лана вежливо.

Курт вздыбился, как богомол. Люсия пискнула и спряталась за мать.

– Не подкалывай меня, – Курт пусто и страшно смотрел сквозь Лану. – Поняла?

Лана смерила его независимым взглядом. Хуан, чувствуя, что сейчас с её языка сорвётся какая-нибудь гадость и всё окончательно пойдёт вразнос, поспешно сказал:

– Не обращай на неё внимания, Курт. Бабы, что с них взять.

Лана испытала нечто, напоминающее короткий укол совести. «Чёрт, – подумала она, – мало ли, ЧТО он сейчас видит, но ведь старается, держит себя в руках».

– Давай договоримся, – мягко продолжал Хуан. – Если захочешь пострелять, Курт, предупреди нас сначала, ладно? Просто предупреди.

– Ладно, – угрюмо ответил Курт.

Парень похлопал себя по многочисленным карманам и извлёк пакет с чем-то белым. Следом появилось круглое металлическое зеркальце. Курт сел за парту, положил зеркальце перед собой. Смущался он при этом не больше, чем если бы перевязывал распустившийся шнурок на ботинке.

– Карлос, дай свой ножик, – попросил он.

– Лови, – усмехнулся журналист.

Курт резко вскинул голову. Карлос, который вовсе не собирался кидать нож и как раз протягивал его, пошатнулся.

– Ты так больше не шути, – мрачно сказал Курт и взял нож из его рук.

– Мама, что дядя делает? – спросила Люсия.

Эухения прижала её к себе.

– Не надо смотреть на это, – сказала она.

Голос её из-под респиратора звучал глухо. Курт отдал поварихе свой респиратор, когда Хуан вытащил женщину из-под обломков плиты. Лана ещё тогда задумалась, зачем и заключённым, и охранникам в этой зоне выдают респираторы, но манеры Курта не располагали к расспросам.

– Пойдём, лучше в окошечко поглядим, – предложила Эухения дочери.

– Только по пояс не высовывайтесь, – сказал Курт.

Он разровнял порошок, вытащил красно-белую соломинку, приложил её к ноздре и нагнулся.

– А-а-а… Мама, роди меня обратно, – всхлипнул он, выпрямляясь.

Остальные подавленно молчали. Вдруг он вскинул автомат. Лана проворно спрыгнула на пол, уходя с линии огня.

– Курт, мы договорились! – закричал Хуан.

– Там он, там! – рявкнул Курт, указывая в противоположный угол класса. – Отойдите!

– Он совсем рехнулся! – завопил Бенито.

Место, на которое указывал Курт после того, как шторы были задёрнуты, стало самым тёмным во всем помещении.

– Надо дать ему по башке и отобрать автомат, пока он нас не перестрелял! – прокричал Бенито, лидер либеральной оппозиции.

Чёрное дуло плюнулось огнём. Лана зажала уши. Раздался страшный грохот, усиленный стенами класса, с потолка посыпалась штукатурка. Люсия закричала. Потрясённая Лана увидела, как из пустоты в углу брызнула кровь, а затем резко проступили очертания странного тела. Курт перестал стрелять. Карлос осторожно приблизился к трупу, пнул его ногой.

– Готов, – заключил он. – Смотрите-ка, этот какой-то другой. На козла смахивает.

– А вы молодец, Курт, – сказал Бенито. – Извините меня.

– Засуньте себе в задницу свои извинения, – ответил тот.

Лана поднялась на ноги, отряхнула юбку и пробормотала:

Курт неожиданно засмеялся. Лана покосилась на него и невольно улыбнулась тоже. Неожиданно она поняла, что Курт намного моложе, чем выглядит.

– Bist du aus Scherbe auch? – спросил он.

Лана отрицательно покачала головой.

– Я из того самого танка, – ответила она.

– Так у вас тут недавно праздник был, – усмехнулся Курт.

– А у вас, я так понимаю, этот день – до сих пор день национального траура? – вежливо осведомилась Лана.