Борис нырнул в машину. Телохранитель закрыл за ним дверь. Тут же поднялись задние шторки. Игорь занял свое место рядом с водителем. Машина тронулась, вплотную приблизившись к воротам. Алексей махнул рукой и скрылся за дверями особняка. Он медленно поднимался по лестнице. Хмыкая, удивленно пожимая плечами.

– Ну? Как?? – выбежала к нему Валентина.

– Уехал… как… а дальше не знаю. Я вообще ничего не понимаю… что с ним было такое… я уж встречи хотел отменять… вернее пытаться… – Алексей понимал, что отменить встречи он сам… не мог. Такими возможностями обладал только его старший партнер. Да и сделать такое… отменить встречи без видимой на то причины, мог снова… только он.

– Так! Мужики! Ведь через Люсиновскую поедем?

– Да, Борис Владимирович, – четко отвечал водитель, уверенно управляя автомобилем, перестраиваясь из одного ряда в другой и посматривая в зеркала.

– Вот, шикарно. Значит, тормознем на секундочку у Макдональдса, я кофе возьму. Кофе хочу! А там, кстати, классный кофе. А то в офисе не успел ни хрена… Закрутился совсем… – Борис говорил радостным, довольным голосом.

Машина сделала разворот, по Ордынке пересекла Садовое кольцо и сразу в начале Люсиновской улицы, прямо рядом с МакАвто, остановилась. Игорь выскочил первым и открыл дверь со стороны Бориса.

– Вам взять?? – собираясь выбираться из машины и бежать за своим кофе, бодро спросил сопровождающих Борис.

Игорь окинул его коротким взглядом. Взглядом профессионала. Многозначительным, подчеркивающим всю нелепость фразы, произнесенной только что.

– Ох… да… что это я, – Борис, не одевая пальто, не взирая на начавшийся дождь вперемешку со снегом, ринулся к окошку, в котором маячил паренек в очках и красной кепке с козырьком и хорошо узнаваемой надписью. Машина стояла вдоль других, припаркованных авто. Нестеров купил большой бумажный стакан «Американо». Его очередные, модельные, коричневые ботинки на деревянных каблуках скользили по мокро-снежному асфальту. Он протискивался между грязных машин, гордо неся перед собой стакан с кофе, а Игорь, тем временем, перекрыл движение крупному мужчине, который, очевидно, пытался пройти к своему транспортному средству. Игорь так неожиданно для мужчины перекрыл ему дорогу рукой и дождался, пока Нестеров, вместе с кофе прыгнет в авто.

Вольво помчалась по Люсиновской улице вперед, к Варшавскому шоссе, прорываясь в сторону Тулы.

Нестеров сделал вожделенный глоток горячего напитка. Откинул голову на кожаный подголовник. Закрыл глаза и расплылся в улыбке. Теперь… можно было не торопясь подумать, поанализировать, помечтать…

Сейчас он был похож на капризного, болезненного малыша, которого вытащили из песочницы, вымазанного песком, глиной и кошачьими фекалиями и приволокли домой, а дома, сунули под душ и мыли… мыли… мыли. Мыли, а он рыдал! И теперь, его, чистого, прозрачного и душистого, высушенного огромным, полотенцем, нагретым на батарее в ванной, отпустили к себе в детскую комнату и дали любимых солдатиков. Теперь он в них играл, забыв обо всем.

В его голове снова проплывал вчерашний день, китайская чайная и Лариса. Он вспоминал, как хорошо Она чувствовала его, когда он, забываясь и закатывая глаза, рассказывал о фильме «Мой друг Иван Лапшин», а чувствовала и понимала потому, что сама прекрасно, практически наизусть, знала этот киношедевр. Для Нестерова все это было важно. Он истосковался по общению не только с красивой, но и с умной женщиной. А Лариса, Она была хороша во всем.

«„Не упускай из виду“…да… этот фильм… эта сцена… почему-то Она вспомнила именно о ней… мистика какая-то… ведь я отлично помню… тот летний просмотр в Стереокино и ту ночь в поезде… а потом… ведь я не раз в мыслях, мечтах, возвращался к этому фильму. Легкому, довольно пустому, старому, с молодым и великолепным Ришаром… и той сценой в гостинице… со стулом, рыбой… шнуром и пластырем…»