Котлета все же не выдержала пребывания в плену желудка и выплеснулась на дно унитаза. В голове, тем временем, завязывалась, росла жуткая в своей простоте и ясности мысль:

«Мой отец – маньяк».

Когда я почувствовал, наконец, как жгучая смесь ужаса и непонимания окончательно покинула мой желудок в виде не переваривавшихся хлеба и котлет, мне удалось оторваться от фаянса. Вернувшись в комнату, я увидел бледного, с большими испуганными глазами Мишку. На губах у него дрожало что-то невысказанное. Наконец, он спросил:

– Ты как?

– Хреново. Сам как думаешь?

– Ну и… – после непродолжительной паузы, сдерживаемая мысль все же оформилась в слова. – Что делать будем?

– В смысле?

– Ну… блин. По ходу твой батя… ну, из этих.

– Из каких еще «этих»? – спросил я со слезами, хотя ответ на вопрос знал.

– Ну, помнишь, в «Молчании ягнят» был такой… Баб в яме держал, потом срезал кожу.

Меня снова затошнило. В голове крутилась жутковатая карусель из мельтешащих образов – дрель, прикованная женщина, негр с корягой в руках, смешное слово «кочедык». Защипало глаза.

– Ну ты чё как девчонка-то? – смущенно спросил Мишка. – Ща порешаем…

– Что порешаем? – взвизгнул я истерично. – Что мы порешаем? В милицию пойдем, да? Чтобы моего отца посадили?

– Погоди ты… Дай подумаю, – Горлов действительно упер остекленевший взгляд в причудливые узоры ковра, задумался, даже высунул язык от усердия. – Слушай. А что, если мы ее освободим?

– Кого?

– Ну, бабу ту.

– Как мы ее освободим? Ключ от гаража у отца!

– Не дрейфь. Там же замок навесной?

– Ну?

– Баранки гну! Я его в два счета…

– А потом что? Вдруг он поймет, что это мы?

– Как он поймет? Отпечатки, что ли, будет сверять? Мы по-быстрому откроем, выпустим, и пускай бежит на все четыре стороны! Может, твой батя это… ну, нечаянно? А потом не смог остановиться.

– А если выпустим – думаешь, сможет?

– Не знаю, – серьезно сказал Мишка. – Но если бы ты был на ее месте – тебе было бы плевать.

Представив себя в цепях, с прибитыми к полу ногами, в ожидании хищного жужжания дрели и новой боли, я сглотнул. Такого действительно не пожелаешь никому, даже злейшему врагу.

– Ну что? Ты со мной?

Я замялся.

– Если родители узнают, что я выходил… – я замолк, почувствовав себя глупо – там, в гараже заперта несчастная женщина с дырой в животе, а я думаю о том, чтобы не получить нагоняй. – Если отец узнает…

– Когда он возвращается?

– Обычно часов в шесть, вместе с мамой. Он заканчивает раньше, но встречает ее с работы…

– Тю-ю-ю… – присвистнул Мишка. – У нас еще гора времени! Так, дома у тебя инструменты какие-нибудь есть? Болторез там, может, ключи гаечные?

– Все в гараже… – растерянно проронил я.

– Эх ты, а еще пацан… Так, жди здесь, я сейчас!

Выбежав за дверь, Горлов оставил меня наедине с моим кошмаром. Зайдя в гостиную, я застыл на пороге. Телевизор нервно шуршал белым шумом. Злополучная кассета лежала посреди ковра – черная с белыми «глазами», она будто чудовище, просочившееся откуда-то из подпространства, призывно поглядывала на меня – подойди, мол, ближе, дотронься.

Вдруг в голову непрошеным гостем ворвалась Мишкина фраза из другого, еще не сломанного мира, где мой отец не был маньяком из фильма ужасов: «Главное, момент запомнить, с которого началось, чтобы на него отмотать обратно, а то спалят!»

Теперь я разглядел кассету. Чудовище, беременное себе подобным чудовищем, она ехидно улыбалась изгибом крышки – куда ты, мол, теперь денешься?

Перебарывая себя, я сделал шаг вперед. Неважно, что мы обнаружим в гараже. Возможно, там уже давно никого нет, возможно, отец записал это видео много лет назад, еще до моего рождения, когда он был совсем другим человеком… Я должен был проверить.