– По-о-ня-я-л, – огорчённо пробормотал шурин, надеявшийся удивить зятя.

Сообразив, что это ему не удалось, без перехода, но уже без притворного огорчения, зачастил:

– Я тут недавно шарился по карте, и ты, знаешь, что нашёл?

– Скажешь, узнаю.

– Я так и подумал, что ты ни за что не догадаешься!

– Говори. А то мне некогда, – прошептал Мигель, – и состроил скорбное лицо. У меня, понимаешь, горе горькое.

– Да что случилось-то, Мигель? – сразу посерьёзнел испугавшийся не на шутку шурин.

А Мигель, сокрушённо вздыхая, приблизил губы к уху Хосе и прошептал:

– Ты понимаешь, Родригес кашу не хочет есть.

– Что? Родригес не хочет кашу есть?

Не понявший шутки зятя, и совершенно сбитый с толку, Хосе захлопал ресницами.

– К-ка-кую кашу? – переспросил он.

– Да маисовую кашу, – не меняя скорбного выражения лица, прошептал Мигель.

Хосе ещё немного постоял, соображая, а затем, заулыбавшись, безудержно расхохотался.

– Ну, зятёк! Ну, ты и…, ха-ха-ха, ха-ха-ха.

Мигель, слушая неудержимый смех Хосе, не смог удержать серьёзность на лице, и тоже завторил ему.

Из кают высунулись встревоженные лица Хуаниты, Матео и Марии, а затем появились – любопытная мордашка Сэлмы и вымазанная кашей, Родригеса.

– Вы, что? – удивлённо посмотрев, сначала на Мигеля, затем на смеющегося Хосе, поинтересовалась Хуанита. Вам в рот смешинка попала, да?

Хосе, не переставая смеяться, сначала пальцем указал на измазанную кашей мордашку Родригеса, а затем на смеющегося Мигеля, и ещё неудержимее захохотал.

Он приседал, хлопал себя по коленям и смеялся.

Вначале, ничего не понимавшие в происходящем зрители, переглядывались между собой, а затем, первым Матео, а за ним и обе женщины, заразившись от двух смеющихся мужчин, тоже начали смеяться.

Заулыбались и дети.

Первым пришёл в себя Родригес. Как уж он догадался, что виновником смеха является он, но у него вдруг задрожали губы, из глаз покатились крупные, как горошины, слёзы, и на весь корабль раздался вначале тихий, а потом всё усиливающийся басовитый рёв. А следом за ним, искривив губы, заплакала Сэлма.

– Ну, воот, напугали моего мальчика! – сквозь всхлипывания и смех проговорил Мигель. И, Сэлма, смотрите, тоже не отстаёт от него.

Женщины перестали смеяться и, вытирая слёзы смеха, начали успокаивать детей. А, у мужчин, нет-нет, да продолжали вырываться из горла странные звуки, то ли смех, то ли кашель.

Наконец все успокоились, и первый же вопрос заданный Марией, был – «А над чем, или над кем вы, мужчины, так заразительно смеялись-то?»

Хосе, продолжая улыбаться, показал пальцем на Мигеля, а тот – на Хосе.

Разобравшись в причине смеха мужчин, Мария и Хуанита, покачав головами и произнеся – ну, дети! – забрав ребятишек, разошлись по каютам.

* * *

Прошло ещё пару недель. Корабль продолжал двигаться со средней скоростью.

Так, экономя горючее, астронавты покрыли ещё полмиллиона миль космического пространства.

В пятницу, утром, весеннего месяца «цветения яблонь» одна тысяча сорок шестого года по земному календарю, Мигель поднялся в капитанскую рубку, чтобы определить местонахождение корабля.

Каково же было его удивление, когда он увидел впереди по курсу что-то похожее на полосу земного дождя. До него было ещё далеко, но впервые увиденное за почти десятилетнее нахождение в космосе явление, очень заинтересовало Мигеля, и… испугало!

– Сигмикс, лентяй, проснись!

– Я никогда не сплю, Турикук, и я не лентяй. Я, с вашего позволения, всё время работаю. Спрашивайте.

Мигелю послышались, или это ему показалось, что в голосе компьютера прозвучали нотки обиды, что ли. Да, ну! Ерунда. Как может машина обижаться? И Мигель, тут же забыв о тоне компьютера, с тревогой заговорил: