Девушка подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Её взгляд был доверчивым, и в то же время серьёзным. Мы некоторое время смотрели друг на друга, потом я слегка отвернулся.

Через несколько секунд я опять посмотрел на неё. Она, в отличие от меня, не отвела своего взгляда и продолжала изучать меня. Она действительно была прекрасна, той самой особой красотой, которая всегда приятна сердцу, глазам и душе, и которая симпатизирует всем, видящим её.

Глаза её были светло-коричневые, с некоторой желтизной. Они пристально глядели на меня, как бы желая узнать, что же мне надо, безмолвно спрашивая меня об этом. Я смотрел в них, и постепенно утопал в их отчаянной глубине. Они завлекали меня своей таинственностью и необыкновенной простотой чувств.

Мы некоторое время продолжали свою зримую для нас, но невидимую для других бессловесную и, безусловно, приятную для нас обоих дуэль.

Девушка опять повернулась к своей подруге и продолжила разговор. Та сказала, что на следующей остановке – им сходить. Мы были у Ленинского садика. Приблизительно на полдороге я развернулся к выходу, и стал спрашивать у народа, сходят или нет стоящие впереди меня люди. Девушки поднялись и встали за мной. Женщина передо мной пообещала пропустить меня и выпустить на остановке. Я снова искоса глядел на девушку, впитывал в себя её прелестные черты, стараясь запомнить её на будущее.

Мы всматривались друг в друга, как бы желая опознать, узнать то, что нас привлекало.

Троллейбус остановился, и мы вышли. Я ненадолго остановился около здания почты, чтобы пропустить девушек вперёд.

Она была в длинном зелёном ворсистом пальто, небольшого роста. они шли впереди меня и о чём-то переговаривались. Она же иногда чуть оборачивалась назад и смотрела, где я нахожусь.

Мы завернули за угол, и вышли на улицу Баумана. Девушки зашли в канцелярский магазин. Я в последний раз взглянул на неё через стеклянную дверь, она как раз повернулась в профиль, и пошёл дальше.

Я шёл по улице и мысленно рассуждал. Мне ли, говорил я сам себе, влюбляться в девушек в троллейбусах, и восхищаться их красотой. Да и зачем? Не могу же я гоняться за ними, преследовать их, и набиваться на знакомство.

Я заглянул в «Мелодию», в «Радиотовары», но ничего, из того, что меня интересовало, в этих магазинах не обнаружил.

Потом смотрю, эти девушки идут впереди меня.

Мы уже подходили к книжному магазину.

Я нагнал их и вместе с ними прошёл внутрь.

Так же одновременно мы вышли оттуда.

Я опять видел её и опять пожирал её жадным взглядом.

Стыдно! – внезапно сказал я себе. Стыдно себя так вести – как мальчишка! Совсем распоясался.

Мне тотчас стало стыдно, хотя ничего предпринимать я и не собирался. Но даже того, что вышло совершенно случайно, хватало с избытком.

Нет, сказал я себе, больше так вести себя нельзя.

И пошёл в кинотеатр «Спутник». Но следующий сеанс был только через полтора часа, и я медленно побрёл к остановке.

Сел в троллейбус, который ехал в «парк», а в итоге привёз меня домой.

По дороге я думал о только что встреченной девушке, о странностях человеческого восприятия, об одиночестве, снова о девушке, об человеческих условностях, о морали, и о многом другом. Но это уже другая история и не о моей девушке, с которой я однажды вместе ехал в троллейбусе, и которая так восхитила и очаровала меня своей прелестной красотой.

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. Хорошо сказано. Но, говорят, что Шекспир так не говорил. Так перевёл Пастернак. Но это даже и лучше звучит.

Жила Джульетта, и было ей семнадцать лет. Дети быстро растут, особенно чужие, но они всегда остаются детьми. До тех самых пор, пока не становятся взрослыми.