– Вы вчера не были такой красивой и молодой, как сейчас. Такое только во сне бывает?

– И во сне тоже. Но он меня вчера не разглядел, – она кивнула в сторону спящего. – Сейчас ведь вы уже не он, вы стали другим. Вы интереснее, чем тот. И вкусы у вас с ним стали разные. А давайте будем на «ты», надоело «выкать», – предложила Морозова.

Не спящая половина Самсонова естественно же согласилась.

– Без закуски пьёшь? – спросила она.

– Пью, но у меня есть ливерная колбаса, батон хлеба и конфеты «Школьница».

– Богато живёшь, давай на стол.

Снежана вынула сигарету из пачки и, склонившись, подкурила от лампы. Сизый мистический дым завис над столом.

– Не проснётся? – испуганно спросил не спящий, показывая на спящего. – Он ведь не курит.

– Нет, не бойся, настойка чудодейственная, значит, спать будет без задних ног, до утра.

Виктор Степанович никогда не получал такого удовольствия при виде красивых женских ног, как сейчас. Она привлекательно сидела нога на ногу, как на обложке иностранного мужского журнала. Красивые чуть раскосые глаза этой женщины рвали его душу на куски.

– Во сне можно всё делать? – осторожно спросил он. – Абсолютно, всё что вздумается, – сладко ответила Морозова.

(Мы уже знаем, что наш герой представляет вторую половину сущности Самсонова, и что он уже находится в увлекательных событиях сновидений. Напоминать об этом в дальнейшем я больше не буду. Буду его называть так же, как и спящего – Самсонов Виктор Сергеевич.)

Самсонов вдруг сник и загрустил. Снежана нежно положила руку на его плечо, и заглядывая в его опечаленные глаза, тихо спросила: – Почему такой грустный, мой писатель? Тебе со мной скучно?

– Нет Снежана, наоборот, мне с тобой очень хорошо и мне не хочется, чтобы ты завтра уезжала, ведь ты – мой первый сон. Значит больше ко мне никогда не придёт такое сновидение.

– Не печалься, сны теперь к тебе часто будут приходить. Настоечка эта не простая, после неё долго ещё будешь по снам разгуливать. А хочешь, я тебе письмо напишу? Только дай мне свой адрес, если ты, конечно, этого желаешь.

– Ну, о чём ты говоришь, Снежана. – Виктор Сергеевич достал из чемодана лист и авторучку, быстро написал свой адрес.

– Ничего не напутал? – прочитывая написанное, спросила Морозова, – ведь ты же спишь.

– Нет, всё точно, буду ждать от тебя письма, с нетерпением. Самсонов поймал её руку.

– Можно поцеловать?

– Целуй, писатель, сколько угодно, если мои руки этого заслуживают.

– Почему они такие холодные? – поцеловав два раза, удивлённо спросил он.

– Я потомок снежных людей, так мне говорила моя мама, а у снежных людей всегда руки холодные.

Она наполнила стаканы и отломила кусок ливерной колбасы.

– Я «Школьницей» закушу, – отказался от колбасы Виктор Сергеевич.

А тем временем на кровати смачно похрапывала его вторая половина.

– А вы пили когда-нибудь на брудершафт? – осторожно спросил Самсонов.

– Да, пила, два раза. Один раз с Кобзоном, а другой с Кругловым.

– Это, который певец? Первый-то?

– Да, он самый, Иосиф. А второй – настройщик пианино из Кемерово, тоже хороший парень.

– Так давай на брудершафт, с Самсоновым, – предложил Самсонов.

– Давай.

Они приняли необходимые позы для исполнения брудершафта и с большим удовольствием выпили. Виктор Сергеевич хотел, было, высвободить руку, но Морозова вспомнила, что надо обязательно поцеловаться, иначе брудершафт будет не действительным. Она первая потянулась к нему для поцелуя. Он покраснел, застыдился, стал лепетать, что у него нет опыта в этих делах, но та, почти сердито сказала, что целоваться надо обязательно при брудершафте. Поцелуй длился «целую вечность», где-то около минуты. Когда Самсонов с трудом оторвался от её прохладных губ, она мечтательно произнесла: