– Ну и чему я их могу научить? Заново голос поставить Николаю Николаевичу? Это же смешно, у него вокальный аппарат шатается, как пьяный матрос на палубе в шторм.
– Что у него шатается? – Сашка выключает воду и вытирает полотенцем забрызганную столешницу. – Что за новые компоненты в анатомии человека у вас появились?
– Я твоих учёных слов не знаю, – фыркает Туманов. – Но знаю, что есть мышцы, которые отвечают за голос. Связки и всё, что вокруг.
– Мышцы гортани, – кивает Сашка.
– Вот. И ещё диафрагма. И все эти мышцы с возрастом слабеют, поэтому голосом управлять сложнее. У вокалистов принято говорить, что голос расшатывается. Проблему можно скрыть хорошей техникой. Я, например, чувствую, где может возникнуть сложность, на какой ноте, и просто туда не полезу. Ну или где-то звук прикрою, спою иначе, и так далее. Но у меня опыт. А если человек – дилетант, как наши новые знакомые, он сравнительно недавно начал петь, у него нет никакой школы, техники, то какой смысл сейчас начинать? Я его всё равно не научу за неделю тому, на что у меня ушло полвека.
– И что теперь делать?
– Ничего. Пусть поют так, как умеют. Зрители всё равно будут голосовать не за их вокал, а за них самих. За личное и артистическое обаяние.
Сашка только хмыкает. В конце концов, обошлись малой кровью и ладно. Лучше было бы, если б сокровищу пришлось две недели заниматься с четырьмя пожилыми людьми с утра до ночи? А так мило побеседовали, выбрали тётке-цыганке песню поприличнее из всего, что входило в её репертуар. Николаю Николаевичу Туманов дал бесценный совет надеть на финальный концерт шейный платок под рубашку, мол, он прекрасно скрывает обвисшую шею. Бабушке «Шульженко» вообще ничего не посоветовал, просто осыпал комплиментами. И Сашка подозревала, что Туманов восхищён не столько её, весьма скромным, вокалом, сколько тем фактом, что бабушка почти девяноста лет от роду сама ходит, ездит на метро по Москве, ещё и на сцену стремится. Единственный, с кем он хоть немного позанимался вокалом, был «Тореадор».
– Тореадору вы какие-то там верхние ноты ставили, – замечает Сашка. – Хотите ещё чаю? Нет, тортика вам уже хватит, простите. Оставьте кусочек на завтра.
– Жадина! Ничего я ему не ставил, Саша, я тебя умоляю. Просто показал, как забраться на верх, куда он забраться не может, обходным путём, так сказать. Маленькие хитрости больших вокалистов.
– Мне интересно, почему именно ему! Потому, что он самый молодой из всех?
Тореадору недавно исполнилось шестьдесят. И на фоне остальной команды Туманова, да и самого наставника, он выглядел просто мальчиком. И Сашке даже кажется несправедливым, что люди шестидесяти и восьмидесяти лет попадают в одну возрастную категорию и соревнуются друг с другом. Потому что разница в двадцать лет в этом возрасте становится колоссальной. Уж она-то знает. Она помнит Туманова шестидесятилетним. И намеренно не пересматривает сейчас записи с ним времён своего детства, чтобы не сравнивать и не расстраиваться.
– Нет, – качает головой Всеволод Алексеевич. – Потому что у меня глаз дёргается, когда он мимо нот мажет. Проще один раз поправить, чем в финале мучиться.
Сашка хихикает и ставит перед ним ещё одну кружку с чаем.
– Ложитесь сегодня пораньше, хорошо? Надо выспаться перед финалом. Завтра же до поздней ночи снимать будут? Там же прямой эфир?
– До поздней ночи, – кивает Туманов. – Но мы поедем к шести вечера. Так что выспаться успеем. Ты же не думаешь, что я собираюсь торчать в павильоне с самого утра, как массовка или участники? Я что, железный?
Действительно. Бабуля, которая почти ровесница века, и Николай Николаевич, еле ноги передвигающий, приедут на студию к десяти утра, Сашка сама слышала указания режиссёра. С ними будут сто раз репетировать вечерние выступления, которые пойдут в прямом эфире. А наставник пока поваляется в кровати и посмотрит футбол, книжку дочитает про Фандорина. Впрочем, не Сашке его критиковать. Она на чьей стороне играет, поклонника или Туманова? Если девочка-фанатка когда-то думала, что на телевидении всё по-честному, что артист должен выкладываться на сто процентов, приезжать первым, уезжать последним и репетировать до седьмого пота, то тётя доктор хочет, чтобы её сокровище как можно меньше уставало и получало удовольствие от всего, что делает.